Год, какого еще не бывало

        — Рон, да ты два часа глазел на него, как на дьявольские силки, — напомнила Гермиона.

        — Это я ему за Гарри мщу!

        Ой-ё-ёй. Разговор принял не самый лучший оборот.

        — Ну вот что, — коротко объявил Гарри. Он уже был на пределе. Что же означает это «Убирайтесь вон»? — Я жутко устал. Увидимся завтра, ладно?

        — Ладно, — согласился Рон.

        — Спокойной ночи, Гарри, — добавила Гермиона, наклоняясь, чтобы поцеловать его.

        Он шарахнулся в сторону, чуть не слетев с кровати.

        — Гарри!

        — Все в порядке, — твердо сказал он, усаживаясь поустойчивее.

        — Какой уж тут порядок, если ты простого прикосновения вынести не можешь! — воскликнула Гермиона. — Это же очень серьезно!

        — Вы не знаете, через что я прошел, — огрызнулся он. — Плевать мне, что вы там подслушали, но вы не знаете, как это было, не знаете, что я перенес, и не знаете, что я теперь чувствую! И раз уж на то пошло, вы не знаете, что я думаю о Снейпе! Ясно вам?

        — Гарри, я не хотела тебя обидеть! — воскликнула Гермиона. Ее голос слышался совсем близко, и это пугало. — Ни насчет Снейпа, ни в чем-то еще! Я же твой друг!

        — Тогда сбавь обороты! — заорал он, не сдержавшись. Паника раздирала его изнутри. Едва ли Гермиона снова прикоснется к нему — на нее не похоже, — но самой мысли об этом хватало, чтобы перепугаться до смерти.

        Он слышал, как Гермиона отступила на шаг, как нарочито беспечно произнесла, пытаясь успокоить его:

        — До завтра, Гарри.

        — Ага, — с трудом выдавил он. Ему уже было стыдно за свою вспышку, но ничего не поделаешь. Он выходил из себя при любом, минимальном физическом контакте — с кем угодно, даже мадам Помфри, которая не делала ничего дурного, лишь заботилась о нем. И со временем ситуация только ухудшалась. Чем дальше был Самайн, чем больше времени было у него, чтобы все припомнить — тем больше он сходил с ума. — До завтра.

* * *

        Сны этой ночью были полны безликих чудовищ, говоривших тягучим приторным голосом Люциуса Малфоя. И руки, всюду руки — хватали его, удерживали, тянули на пытку. Не горячие иглы вонзались в него, нет — железные штыри, вроде кочерги, которой пользовался дядя Вернон — до того, как заложил камин. Толстые, раскаленные докрасна, и Люциус снова и снова втыкал их и смеялся. Гоготал, ржал, помирал от смеха... и Драко тоже там был. Но Драко не смеялся. Он полировал ногти — Гарри отчетливо услышал этот звук, — а потом равнодушно, со скукой в голосе заметил: «Он снова кричит, отец. Это так вульгарно. Так по-маггловски».

        Вдруг сон изменился: его палочка вырвалась у него из рук и полетела по гигантской дуге — через всю Англию, через Атлантический океан — и наконец со всплеском ушла в воду, канула в бездну. Его палочка — сестра Волдемортовой... единственное его оружие... и теперь она пропала. Навсегда, как и предсказывал, смеясь, Люциус Малфой.

        И вновь когтистые лапы, раздирающие кожу. Больше не было раскаленных штырей — руки сами были огнем, сжигая все, к чему прикасались.

        Гарри завопил от раздирающей спину боли, и тут же почувствовал, как кто-то осторожно удерживает его, накладывая целебную мазь. От жгучих ран поднимался запах трав, заживляющих зелий, и Гарри расслабился. Отчего-то эти прикосновения казались абсолютно правильными, заботливыми, даже любящими. Но вместе с тем рядом слышались голоса. Точнее, один голос — протяжный, язвительный, и произносимые им слова противоречили друг другу, кружась в сознании Гарри, точно листья на ветру.

        «Мне совершенно все равно, что думает обо мне шестнадцатилетний сопляк... Вы не один... Вы должны мне доверять — чтобы иметь возможность сразиться с Темным Лордом. Мы впустую потратили весь прошлый год, мистер Поттер... Вы раз и навсегда научитесь не ставить под сомнение мои слова и действия!.. Вашу неспособность убедительно лгать мы обсудим как-нибудь в следующий раз... Учитывая все обстоятельства, я, пожалуй, предпочитаю дерзость вашему послушанию... Пусть себе мучится. Меня это уж точно не заботит... Можете будить меня в любое время, когда я вам понадоблюсь. Что бы ни произошло...»

        Последние слова все вертелись в голове, не уходя, вцепившись намертво.

        «Можете будить меня в любое время, когда я вам понадоблюсь. Что бы ни произошло...»

        Нет, он не мог — так ведь? Ведь Снейп теперь его ненавидел, и даже зелья для него варить не хотел, и позволил Малфою помогать! Снейп обещал прийти и поговорить — и не пришел ни разу, даже после того, как Гарри извинился!

        А голос все повторял: «Можете будить меня в любое время, когда я вам понадоблюсь. Что бы ни произошло... Что бы ни...»

        И Гарри дико заорал, выплескивая всю свою боль, и гнев, и страх в одном слове. Одно только слово — но он выкрикивал его беспрестанно, снова и снова. Тело отчаянно желало, чтобы к нему прикоснулись, обняли, хотя сознание отчаянно протестовало. Все ужасы Самайна сосредоточились в одном имени, пока Гарри бился на постели, переходя из сна в явь, в реальность больничного крыла. Его слышали, к нему бежали — отовсюду торопливые шаги и пытающиеся успокоить руки.

        Руки, чьих прикосновений он не мог вынести, руки, которым он не мог доверять.