Год, какого еще не бывало

        Долгое время он не говорил ни слова, просто наслаждаясь присутствием того, кто был готов тихо сидеть рядом, ради кого не нужно было притворяться храбрым и веселым. О храбрости сейчас и думать не приходилось — Гарри боялся и слово сказать. А может, просто запутался, не зная, что и как говорить. В конце концов, мадам Помфри в чем-то была права. Снейп и в самом деле был там и способствовал пытке — или, по крайней мере, не мешал. Но выбора у него не было, и Гарри это понимал — когда хватало сил преодолеть воспоминания о невыносимой боли и рассуждать разумно. В Самайн Снейп не был... сам собой. Это была фальшивка, военная хитрость.

        То, что произошло после, — вот что важно.

        После, когда Гарри был в полубессознательном состоянии, не в силах вспомнить и осознать все, случившееся в Самайн. Снейп тогда не отходил от него целыми часами, то обнимая, то сидя рядом и держа за руки, позволяя цепляться за себя, напитаться своей силой. И, видимо, это отложилось в памяти, потому что тело Гарри узнавало эту заботу, не воспринимая Снейпа как угрозу. Он не просто не мог вынести ничьих других рук, нет, он желал, даже жаждал именно этих прикосновений. Очутиться в этих объятиях оказалось все равно что умирающему в пустыне — напиться воды. И может быть, не так уж это было странно. Потому что именно прикосновения Снейпа смогли отгородить Гарри от пережитого ужаса, утешить его, пока он не пришел в себя и не сообразил, что, по логике вещей, должен бояться.

        Повисшую в палате тишину в конце концов нарушил Снейп:

        — Ну что, полегче, Гарри?

        Гарри нервно кивнул, задев щекой твердые пуговички на рубашке зельевара. Он о многом хотел спросить — и все казалось глупым даже ему самому.

        «Почему вы теперь меня ненавидите? И вы не перестанете делать мне зелье, правда? И почему именно вы держали меня... когда они меня мучили?»

        Нет, лучше спросить что-нибудь еще, что не даст профессору повода хмыкнуть и опять начать обращаться к нему «мистер Поттер»...

        — Э-э... профессор? А чем это так ужасно пахло?

        Снейп глубоко вздохнул — его грудь медленно поднялась и опустилась.

        — Восстанавливающее зрение зелье. Полагаю, ты с ним знаком.

        — Угу, — Гарри содрогнулся. Иногда казалось, что лучше остаться слепым, чем пить эту воняющую дохлятиной лакричную гадость дважды в день. Разумеется, он этого не сказал. Какая-то маленькая и перепуганная часть его до сих пор верила, что Снейп на него сердит — и непременно уйдет, стоит только ляпнуть что-нибудь не то. А сейчас ему как никогда было нужно, чтобы его обнимали. Даже если Снейп сидел с ним только потому, что он разорался как младенец. — На запах оно еще хуже, чем на вкус, — наконец пояснил он.

        — Еще бы, — согласился Снейп, высвободил одну руку и осторожно положил ее Гарри на затылок. Потом принялся перебирать пальцами пряди его волос, но в остальном не шевелился. — Ты чувствителен к зелью, потому что твой организм им практически пропитан. Я не сразу догадался, любой другой его даже не почуял бы.

        — Вы его снова делали?

        — Я им облился, глупый ты ребенок, — мягко ответил Снейп, на мгновение прижав его к себе чуть сильнее. И Гарри опять подумал, что, как ни странно, в устах Снейпа эта фраза звучала как выражение... привязанности, что ли. Это было даже немного грустно: как будто Снейпу никогда прежде не приходилось ни о ком заботиться и он толком не знал, как это делается.

        Хотя если подумать как следует... ему давно не было так хорошо. Сквозь тонкую рубашку Гарри чувствовал дыхание учителя и слышал, как бьется его сердце. Только бы это не кончилось... Он опять забеспокоился. А вдруг Снейп возится с ним только потому, что это очевидно необходимо? Потому, что иначе у Гарри опять произойдет всплеск стихийной магии?

        — Я пролил зелье, когда Альбус связался со мной по каминной сети и я услышал тебя, — спокойно сообщил Снейп. Он даже не сердился, а где это видано, чтобы Снейп не злился из-за несчастного случая в лаборатории? Странно, конечно, но Гарри уже устал удивляться. Зельевар меж тем продолжал: — Поппи следовало сразу сообщить мне, как только ты начал меня звать, но она, подозреваю, не поняла, что ты меня именно зовешь, — он умолк на мгновение. — Кошмар приснился, Гарри?

        Гарри кивнул, и в груди, совсем рядом с сердцем, что-то отчаянно ёкнуло.

        — Пора бы уж привыкнуть, — выговорил он пристыженно, чувствуя себя трусом. Хорошо, конечно, что Снейп все-таки пришел и помог справиться с разгулявшейся, взбунтовавшейся магией, но все-таки... он же столько лет справлялся с дурными снами сам!

        — Я так понимаю, это не обычные твои кошмары, — отозвался Снейп со вздохом. Пальцы его спустились ниже, к загривку, и принялись растирать шею, пока напряженные плечи Гарри не обмякли наконец. — Самайн, верно?

        Гарри замотал головой, пробормотал что-то неразборчивое, и его плечи снова напряглись, но тут Снейп медленно, словно под принуждением, произнес:

        — Мне тоже об этом кошмары снятся.

        Гарри приподнял голову, жалея, что не может видеть выражения лица учителя.

        — Правда?

        — Правда, — не медля ни секунды, ответил тот.