Год, какого еще не бывало

        — Слишком сладко, — ответил Ремус. На сей раз это звучало так, как будто он с трудом сдерживает смех. — Ты хочешь лимонада, Гарри? Хочешь пить?

        Но Гарри уже забыл об этом.

        — По-моему, у домовиков бзик насчет цитрусовых. Кстати, помнишь шоколадку? Это было ужасно странно.

        Гарри показалось, что Ремус сморгнул, но он так плохо видел, что уверен не был.

        — Которую тебе дал твой кузен?

        — Нет, глупый, которую мне ты дал, — ответил Гарри, сжимая пальцы Ремуса. Было так хорошо наконец с ним поговорить... Ему можно было сказать что угодно. — Тогда, в поезде. Когда до меня чуть дементор не добрался. Я сказал тебе спасибо за шоколадку? Все равно, это было ужасно странно.

        — А... что в этом странного?

        Гарри закрыл глаза, по всему его телу пробежала дрожь.

        — Что от какой-то шоколадки может быть лучше после того, как я слышу мамины крики, когда она просит пощадить меня и умирает...

        — Ты это слышишь вблизи дементоров?! — задохнулся Ремус.

        Гарри снова приоткрыл глаза, хотя все равно почти ничего не видел в этом расплывающемся тумане. Ремус был, кажется, расстроен. Может, Гарри не поблагодарил его за шоколадку? Или дело было в другом? Но с чего бы тогда Ремусу удивляться...

        — Я же все рассказал тебе, правда? На третьем курсе. Или ты у нас вел на втором?

        — На третьем. — Ремус вздохнул. — Гарри, может, ты поспишь еще немного? Я не знаю, заметил ты или нет, но ты говоришь несколько путано. Тебе явно надо поспать.

        — Я не хочу спать, — обиженно сказал Гарри, и нижняя губа его задрожала. — Мне опять что-нибудь приснится. Я хочу поболтать. Я тебя так редко вижу, Ремус. Я так хотел тебя увидеть весь год, пока меня заставляли участвовать в этом... Трикудром турнире. — Он всхлипнул. — Я так хотел тебя видеть! Уж ты бы знал про зуборосли... Ты бы наверняка сказал, где их взять. Я думал, что утону, потому что в жизни о них не слышал и вообще не знаю, как быть русалкой... Хорошо, что Добби знал, где они... — Мысли его перескочили с озера на другую тему. — А можно, я тебя спрошу одну вещь... личную? Можешь меня послать, если не захочешь отвечать, ладно?

        Расплывчатый кивок был ему ответом.

        Гарри повернулся чуть на бок и снова потянулся, пытаясь припомнить, что хотел спросить. Ах, да.

        — Когда ты превращаешься, это больно?

        — Сколько же ты ждал, чтобы спросить об этом? — ахнул Ремус. Казалось, ему не хватает воздуха.

        — С третьего курса, — терпеливо ответил Гарри таким тоном, будто это Ремус говорит путано. — Или ты вел у нас защиту на втором?

        Очередной полузадушенный смешок.

        — Гарри, на втором курсе у вас вел Гилдерой Локхарт.

        Пальцы Ремуса выскользнули из его руки, и голос теперь звучал как будто издалека. Гарри прищурился и смог разглядеть, что тот разговаривает с женщиной-колдомедиком в полынного цвета мантии. Интересно, если он болен или ранен, то почему это не мадам Помфри? И когда он умудрился получить травму? Из-за квиддича?

        — Он что-нибудь из этого вспомнит? — спросил Ремус.

        — Вряд ли, — ответила женщина. — Мы начнем лечение, когда он будет более вменяем. Обычно я не люблю откладывать такие вещи, но, учитывая, с чего все началось... лучше перестраховаться.

        Гарри сел, смутно осознавая, что он не в школьной мантии. Он неловко спустил ноги с постели, думая, что ему бы лучше одеться, пока он не опоздал на трансгурифацию... трансмигрифацию... в общем, на транс-чего-то-там, когда Ремус подошел к нему, подхватил под ноги и осторожно уложил его обратно в постель, подоткнув со всех сторон одеяло. Гарри снова чувствовал, что весь растекается, но на сей раз это было приятное ощущение. Он доверял Ремусу. Ему можно сказать самую ужасную правду, подумал он.

        — Мне не нравился Локхарт, — сообщил он, не сознавая, что это уже совершенно не имеет значения. — Он назначил мне взыскание, и я подписывал ответы его поклонникам собственной кровью.

        — ЧТО?!

        Странно, как ему удается кричать шепотом, удивился Гарри.

        — Ага, — легкомысленно сказал он. Воспоминания кружились, ускользая от него... — Там было перо, которое царапало кожу и забирало кровь. И то, что пишешь, оставалось у тебя на руке. «Я не должен лгать», вот что там было. На всех этих снимках, где Локхарт на метле... я чуть себе руку до кости не прорезал.

        Ремус издал какой-то полузадушенный звук.

        — У меня до сих пор шрам, — вздохнул Гарри. — Еще один. А ты знал, что... основные характеристики, по-моему, так это зовется, шрамов от проклятий — это что они отвратительны и безобразны? — Он нахмурился. — Или просто отвратительны?.. Не помню...

        — Твой шрам вовсе не отвратителен, — тихо заверил его Ремус.

        Гарри приумолк: какое-то смутное воспоминание забрезжило сквозь туман в голове.

        — Ой, погоди, перо мне давал кто-то еще. Может, Снейп? Не, он не такой плохой. Ремус, ты представляешь, что Снейп на самом деле не так уж плох? Правда, он терпеть не может оборотней, или студентов, или меня, или преподавать, по-моему, или гриффиндорцев, или хаффлпаффцев, или поцарапанные котлы, или Нюхлю, и рэйвенкловцев тоже не очень, или когда я говорю «Волдеморт», или...

        — А о чем ты солгал? — перебил его Ремус очень утомленным голосом.

        Гарри устроился поудобнее.