Год веселых речек

Каракумскую окутывал окраинный сумрак; а вот и дом с освещенными окнами за глинобитным забором. Таган привязал Ласточку у калитки, ступил во двор и сразу погрузился в прохладу. Где-то журчала вода; из открытой двери падала прямоугольная полоса света. Услышав стук калитки, вышла старуха с кастрюлей и тряпкой в руках и, вытянув шею, стала всматриваться — кто там. Таган спросил об Ольге.

— Да нет, батюшка, нет ее, — ответила старуха. — Оленька приехала и с час уж как умчалась.

— Не на почту?

— А вот, голубчик, к не знаю. Я любопытствовала: куда, мол, нарядилась, в сад, поди, гулять? А она — смеется: к жениху, слышь, на свиданье. В гостиницу, я так поняла. То ли шутка, то ли правда. Да и чего ей докладывать мне? Я не мать ей, а всего-навсего сторожиха.

Слово «жених» ошеломило Тагана. Кровь бросилась в голову, зазвенело в ушах, и вдруг дикая ярость перехватила дыхание. «Жених. Завьялов — жених! Так чего она молчала? Играла со мной, как с котенком».

— А вы кто будете? По службе или так, по знакомству? — принялась допрашивать его старуха.

— Не все ли равно. Я… никто! Пожалуйста, не говорите обо мне, — запинаясь, со странной настойчивостью попросил Таган, повернулся и быстро зашагал к воротам.

В домах светились огни. Небо было усеяно звездами, из сада слышался вальс, но все казалось ненужным. Ласточка зашевелила ушами, потянулась к Тагану мордой, раздувая ноздри. И в этом движении лошади почудилось что-то участливое, дружеское. «Ты только загадал, а она поняла», — вспомнил Таган слова дедушки, потрепал лошадь по гладкой шее и прошептал; «Э, глупые мы, Ласточка… зря спешили! Теперь нам уж и торопиться некуда».

Но нахлынувшую было грусть сразу пересилила обида. Он отвязал лошадь, сел к поехал. В нем кипело самое недоброе чувство к Ольге и к ненавистному Завьялову. С Завьяловым он должен был завтра толковать о пропавшем грузе. «Не пойду, к черту его! Не хочу его помощи. Выяснять что-то там о пропаже, когда все в жизни пропало.

И разве не унизительно ждать помощи от человека, который одержал победу над тобой, отнял у тебя самое заветное?. Нет, обойдемся без Завьяловых!»

За чертой города он отпустил поводья, дал полную волю лошади и погрузился в задумчивость. Опять ворошил в памяти встречи, разговоры с Ольгой и уже находил подтверждение тому, что она, хотя и играла с ним «как с котенком», но душой всегда тянулась к «другу детства». С Завьяловым связана лучшая полоса ее жизни. Зародившись в самую нежную пору, отношения их крепли год от года, А Таган случайный человек, на него Ольга и внимание-то обратила лишь дважды — в том почти сказочном снежном царстве под Москвой да здесь, на Серебряном холме. И многозначительная недосказанность сокровенных мыслей, вся эта полная счастливых надежд таинственность отношений, которая будоражила Тагана, — пустое самообольщение.

Впереди в сумрачной степи вспыхнули фары машины. Когда он поравнялся с ней, машина остановилась. Щелкнула дверца, и послышался веселый голос Назарова:

— Кто при звездах и при луне так поздно скачет на коне? Ого, я угадал — Таган Мурадович. Откуда? А я думал, вы все еще у Мергенова. Ну как там? — Назаров вынул из кармана портсигар, открыл и протянул Тагану. — Вы ведь курите, кажется?

Таган вяло принялся что-то рассказывать о колхозе, о Мергенове, и Назаров тотчас понял неуместность делового разговора.

— Да погодите, в самом деле, погодите-ка! — затрубил он, перебивая. — А ночь-то, звезды, торжественность! И настраивает на великое, чистое… — Он запнулся, не зная, что еще добавить, и неожиданно стал прощаться. — Ну, желаю успеха. Заезжайте. Иногда, знаете, в дом ко мне бы вам забежать, помечтали бы за стаканом вина…

Непредвиденная встреча на дороге встряхнула Тагана. Словно хмель с него слетел, и он уже трезво размышлял о своей неудаче. Сама неудача больше не заслоняла всего мира. «Завтра все-таки съезжу к Завьялову, — сумел переломить себя Таган. — Пусть они там жених и невеста, какое мне дело! Посмотрим на этого нера[9]

: правда ли, что любой груз ему нипочем?»

Он бодрился, но, кажется, ни разу в жизни еще не было так обидно и тоскливо.

Глава тринадцатая

Около полуночи Ольга вернулась, зажгла лампу на столе и распахнула окно. Ложиться в постель и спать! На заре за ней заедет Каратаев. Она встретила его вечером, идя к Завьялову в гостиницу, тогда и сговорились ехать вместе.

Свидание в гостинице так взволновало ее, что сон не шел. Хотелось с кем-нибудь поделиться мыслями, но с кем? В доме одна сторожиха. Она душевная, добрая, все поняла бы, Ольга любит с ней разговаривать, но старушка крепко спит за стеной, — не будить же. Ольга откинула одеяло, села и задумалась, уронив руки на колени и глядя на звезды, мерцавшие над черным садом.

Голова и сейчас полна Завьяловым. Странно, прямо-таки с трудом верится! Высокий, сановитой внешности железнодорожник в белом кителе, пахнущий табаком и одеколоном человек, с которым она только что простилась у ворот, — это и есть Сеня Завьялов, тот самый, с кем она когда-то каждое лето проводила в Карайболе.