Гоголь и географическое воображение романтизма

Нет, не в Париж хочу, – помните, твердил я вам, – не в Лондон, даже не в Италию <…> – хочу в Бразилию, в Индию, хочу туда, где солнце из камня вызывает жизнь и тут же рядом превращает в камень все, чего коснется своим огнем; где человек, как праотец наш, рвет несеяный плод, где рыщет лев, пресмыкается змей, где царствует вечное лето, – туда, в светлые чертоги Божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым созданием, где глаза не устанут смотреть, а сердце биться[636].

Этот пассаж Гончарова стилистически и особенно ритмически близок гоголевским описаниям экзотических земель в статье о преподавании географии. Строку Гоголя «…край, где кипит Юг и каждое творение бьется двойною жизнью <…>» (§ 1) естественно могли бы продолжить слова Гончарова: «…где душно, страшно и обаятельно жить». Совсем по-гоголевски звучит и определение природы как баядерки, которая «дышит сладострастием». Описание завораживающего первобытного мира в приведенном выше отрывке у Гончарова контрастирует с его же «видами» и пейзажами, которые он дает с более спокойной интонацией и подробным описанием в дальнейшем повествовании «Фрегата…». Подспудно в этом фрагменте звучит и гоголевский мотив «обессиленной немеющей мысли» (у Гончарова «фантазии»), который в «Выбранных местах…» возникает в контексте разнообразия, в том числе и географического, предмета поэзии Пушкина:

Что ж было предметом его поэзии? Все стало ее предметом и ничто в особенности. Немеет мысль перед бесчисленностью его предметов. Чем он не поразился и перед чем он не остановился? От заоблачного Кавказа и картинного черкеса до бедной северной деревушки с балалайкой и трепаком у кабака (VIII, 380).

Гоголевскую тему «великой и поразительной области» географии, перед тем как она попадет в оборот советской идеологии[637], в русской литературе продолжил и, пожалуй, завершил Н. С. Гумилев – певец Африки и «Жирафа», создатель географического сборника поэзии «Шатер» (1921), путешественник, собиратель этнографического материала. Стремление попасть в покровительство «музы дальних странствий» у Гумилева выражено на уровне названий его поэтических сборников: «Путь конквистадоров», «Романтические цветы», «Чужое небо», «Костер», «Шатер», – которые так или иначе указывают на питавшую его поэзию романтическую традицию и на владевшую им страсть к путешествиям, мечту открыть незнакомые земли, разгадать тайны неизвестных племен. Эти импульсы романтизма достигали Гумилева через французскую поэзию

[638], которая, в свою очередь, восходила к географии начала XIX в. с ее пышным ориентализмом, повлиявшим, несомненно, и на оккультные представления об Африке, раскрытые в фундаментальном труде Н. А. Богомолова[639]

.

На уровне образности и культурно-антропологических представлений об Африке стихи Гумилева продолжают традицию, начатую Гоголем в статье 1831 г., в которой он писал:

Африка, – как жаркое юношество <…>

Об Африке, где солнце жжет и океаны песчаных степей растягиваются на неизмеримое пространство; львы, тигры, кокосы, пальмы, и человек, мало чем разнящийся и наружностью, и своими чувственными наклонностями, от обезьян, кочующих по ней ордами (§ 5).