Гоголь и географическое воображение романтизма

С «Майской ночью» рассказ Тургенева сближает определение ночи по национальному признаку – украинская

vs русская

, актуализация чувств обоняния и слуха («океан благоуханий», «гром украинского соловья» у Гоголя; «особенный, томительный и свежий запах – запах русской летней ночи», «внезапная звучность» плеска большой рыбы и шум прибрежного тростника у Тургенева). Созвучны для обоих авторов и мотивы торжественного

неба, звезд, месяца/луны, а также театральное оформление пространства с указанием на задники и кулисы сцены («Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. <…> холод и мрак вод их угрюмо заключен в темнозеленые стены садов» у Гоголя; «…далее к небосклону длинными пятнами смутно виднелись холмы и леса» у Тургенева), и на эффекты кьяроскуро: «Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие их стены» (Гоголь); «Из освещенного места <…> все казалось задернутым почти черной завесой <…>.» (Тургенев)[630]

.

С другой стороны, созвучие отдельных мотивов, свидетельствующих о преемственности поэтики, позволяет выявить и разницу в позициях субъекта наблюдения и в описании пейзажа. Барочная куполообразная вселенная Гоголя пронизана и осмыслена божественной вертикалью сверху вниз. Для писателя мир – это большой театр, одухотворенный общим замыслом Творца, наблюдающего свое творение. Тургеневу такой подход чужд. По мнению В. Г. Щукина, он не верит в присутствие души где-нибудь еще, кроме человека. В центре его космоса находится земля, она более всего упорядочена, и, можно полагать, пейзаж является признаком этой упорядоченности. Но небо, как и пугающий подземный мир, – «это темная, таинственная (но не профаническая, а «равнодушная») бездна»[631]. В терминах натурфилософии субъект Тургенева отрицает свою связь с природой как собственным прошлым, считая ее противостоящей человеческой душе, которую «древняя ночь вечно стремится поглотить»[632]. Непосредственный доверительный контакт с природой доступен крестьянским мальчикам, о которых повествует «Бежин луг», но неслучайно лучший из них становится жертвой «равнодушной» смерти. Созерцание «пустого неба» и страх недр земли представляет радикальный уход Тургенева от романтизма отцов современной географии, утверждавших божественное происхождение изучаемого ими предмета.