《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Иоанн не подавал головы вперёд, как бывало, ежели царь в скверном расположении духа. Он ровно пресекал палату плавным шагом расправив плечи. Притом в стане его вовсе не чувствовалось той деланной стройности, коей стараются выслужиться перед кем-то.

Лицо его было преисполнено покоя и тихой радости. То выражение и тот мягкий взгляд уж было позабыл весь двор с тех самых пор, как царица Анастасия отошла в мир иной.

Уж много лет Иоанн не удостаивал даже коротким взглядом своих подданных, покуда не займёт трон. Лишь тогда, величаво оправив подол своего одеяния, царь грозно глядел на братию.

Нынче же взгляд сделался таким, что, право, многим и вовсе стало не по себе.

«В себе ли государь?» думали опричники.

Иоанн же взирал на верных слуг своих. Взойдя же к трону, он занял место во главе стола и глубоко выдохнул.

За тем же Иоанн сложил руки пред собою и упёрся в них подбородком. Прикрыв глаза, владыка принялся читать молитву. Опричники последовали тому же примеру, склонив головы.

- Аминь. – Иоанн осветил стол крестным знаменьем и глубоко вздохнул, откинувшись на спинке трона.

Никто из братии не решался приступить к еде, хоть молитва и была окончена.

- Гриша. – Иоанн обратился к Малюте, едва повернув к нему голову.

Скуратов коротко кивнул да поддался к государю.

- Великий царь? – спросил Малюта.

- Скажи-ка мне, Гриш. – произнёс государь, касаясь переносицы, точно силиться припомнить чего. – Накануне князя Данилова..?

- Василия Дмитривеча, стало быть? – спросил Малюта. – Так же ж сознался, раскаялся в преступных сношениях своих в Полоцке. Ныне в цепях, светлый государь, заточён. И, право, унылого вида князь, того гляди, и повеситься со дня на день, али…

Иоанн усмехнулся, да жестом прервал Григория.

- Раскаялся, говоришь? – царь вскинул бровь, и принялся блуждать взглядом по лицам верной братии своей.

Якобы случайно остановился он на белом лице Фёдора. Юноша изобразил тень удивления во взгляде. То было короткое мгновенье, но длилось всяко предостаточно, чтобы то мог углядеть вострый взор.

Меж тем же Малюта не ведал, куда клонит Иоанн, и, точно идя наощупь впотьмах, ответил:

- Раскаялся, во всех сношениях со вражескими воеводами. – кивнул Григорий.

Иоанн глубоко вздохнул и улыбнулся, пожав плечами.

- И беззаконник, если обратится от всех грехов своих, какие делал, и будет соблюдать все уставы Мои и поступать законно и праведно, жив будет, не умрёт. – произнёс царь, подняв руку плавным жестом. – Пущай же помнит о милости моей, покуда вернётся на службу.

Вновь братия переглядывалась меж собой, точно искала ответа друг у друга.

Не скрывал владыка снисходительной улыбки на устах своих. Было своё упоение в том смятении на этих хмурых суровых лицах.

Наконец, царь коротко кивнул кравчим, что стояли в ожидании, и те тотчас же принялись обходить стол, наполняя кубки опричников сладким вином али медовухою.

- Слава великому князю и царю! – провозгласил Басман-отец, поднимая свой кубок.

С тем и иные подняли свои чаши, да со звоном сомкнули их.

- Ты часом не знаешь, отчего? – вполголоса спросил Басманов у сына.

Фёдор чуть приоткрыл глаза, да пожал плечами.

- Право, батюшка, откуда же? – молвил в ответ юноша.

В тот миг юный Басманов поднял взгляд да приметил, как Иоанн посматривает за каждым движением юноши. Фёдор же тяжело вздохнул и припал устами к чаше с медовухой.

Невольно он отвёл взгляд, как делает всякий, предаваясь в рассудке своём думам.

…

- Что думаешь? – спросил Афанасий.

- Что тут думать-то? – огрызнулся Малюта. – Поди, говорит, отпусти! Ваську-то этого собаками травили, и огнём, и бог весть чем, чтобы «раскаянье» из паскуды упрямой вытрясти. А нынче что? Тьфу ты.

- Ну, служба у нас опасная. – пожал плечами Афанасий, спускаясь в подземелье Кремля вместе с Малютою, да следуя чуть поодаль. – Всякое ж может с ним приключиться.

- И то верно. – кивнул Григорий. – Небось, Филиппка надоумил, не иначе. Вот не переношу попов, а Филиппку пуще иных.

- Попридержи коней. Царь ныне его под свою защиту взял. – предостерёг князь Вяземский.

Малюта отмахнулся.

- День, другой, и наскучит ему поп. Вот-вот, помяни моё слово! – приговаривал Григорий.

- Филипп ныне меня мало волнует. Намного боле эти черти татарские. – молвил Афанасий.

- Ну, Федька, ясное дело, а с Лёшей ты чего не поделил? Вам даже бабы разные по сердцу приходются, об чём вообще речь! – усмехнулся Малюта.

- Вот тут не прав ты, Гриш. – Вяземский замотал головой. – С Лёшкой-то как всё ясно. Дело к нему такое, что ублюдка своего паршивого всюду пред государем пристраивает. А тот, знай себе – средь бела дня на службу не явился, и что ему? Видно, мало Лёша порол его.

Малюта почесал затылок.

- Я вот что скажу – таких как Басмановы пороть толку никакого. Ну право, мне тоже мальчишка этот не пришёлся по сердцу, но чего не отнять у них – так это породы. – произнёс Григорий, пожав плечами.

Вяземский пожал плечами, глубоко вздохнул.

- Надо прознать, с кем спит Федька. – произнёс князь.

- На кой тебе его бабёха? – спросил Малюта.

- К какой же такой бабёхе он шляется, да притом сам бабою обрядившись? – спросил Афанасий.