《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Дрожащими руками посланник достал письмо из-за пазухи, да упал ниц пред Басмановым.

- Да полно! – резко бросил Фёдор, выхватив письмо с рук гонца.

Прежде всего увидел Басманов печать Андрея Курбского, да тотчас губы поджал. Перевёл взгляд на посланника. Гонец не подымался с колен, да со страстной мольбой всё внимал. Покуда думал Фёдор, как поступиться ему, обмахивался посланием, ибо воздуху и прям свежего никак не шло.

Наконец, Басманов обернулся через плечо да освистнул крестьянина, что прислуживал ныне при застолии.

- Налейте ему водки! – велел Фёдор, убирая письмо себе за пазуху. – Не то прям здесь и помрёт!

…

Государевы покои вновь были погружены в сумрак. Одинокая свеча лила свой колеблющийся свет. Длинный язык пламени тянулся вверх, в то время как мягкий воск растаял едва ли не полностью.

С минуты на минуты фитиль должен был и вовсе угаснуть, но то не беспокоило царя. С самого утра его мучали тревожные образы. Первое знаменье настигло его раним утром, покуда владыка омывал лицо своё пред заутренней службою.

Холодная вода ударила в лицо, пробуждая тело и душу Иоанна. Когда же владыка обратил свой взор к зеркалу, так ужаснулся. В ужасе отпрянул он назад, да схватил наощупь посох. В ярости царь обрушил своё оружие на зеркало, в коем не было отражения самого Иоанна.

Когда же государь вновь обратил взор на зеркало, оно разошлось расколами. В каждом куске на него в ответ взирало его отражение.

Не мог Иоанн не внемлить тому знаменью, не мог. Во время звона к заутренней, вернулась страшная боль, коию уж царь позабыл с начала сей весны. Это жгучее терзание охватило рассудок и точно рвалось изнутри калёным железом.

Эта агония заглушила малиновый звон церковных колоколов. Иоанн терял рассудок, и едва не рухнул на каменный пол. Насилу владыка совладал с собою, но всяко знал – нынче скверна приступила к его дому.

Иоанн облокотился вперёд, хватаясь за твёрдый камень колокольни. Степенно боль отступала. Царь поднял помутневший взор на город. Москва боязно и пугливо приотворяла свои ставни.

Огонь, терзающий рассудок, угас, однако Иоанн знал – то не пустое.

Владыка принимал обращенья удельных князей, среди коих было поболее земских. Едва ли царь внимал их словам.

Велел доложить Иоанн, что б опричники без него к вечерней трапезе приступали, да сам уж было хотел отойти ко сну, но боль воротилася. Измученный рассудок подводил владыку, тело и дух крепился, да слабел каждый миг.

В горячей агонии владыка взывал к небесам, моля Спасителя избавить от страшной муки али о мужестве принять её.

К ночи на него сошло милосердье Божье – кольцо огня, что венцом опоясывал его голову, медленно охладевал. Владыка тяжело дышал, изнурённый той борьбой, коию уж он успел позабыть с весны.

Холодный пот выступал на лбу Иоанна. Тяжёлое дыхание срывалось едва ли не рыком, покуда владыка сидел в своих покоях, склонившись вперёд.

Лишь сейчас царь заметил ту дрожь, что охватила его охладевшие руки. Набрав в грудь воздуху, Иоанн поднял в себе гнев супротив немощи своей. Волею переборол отголоски страшных ведений и адского пламени, что пожирал его разум.

Улыбкой озарился измученный царский лик. Царь видел, как унимается его тревога, как сила, превеликая сила одолевает всякий его недуг.

Иоанн сжал кулаки, откидываясь в кресле своём. Он поднял лик к сводчатому потолку да прикрыл глаза, вкушая блаженное чувство долгожданного покоя.

В тот миг раздался бас из-за двери.

- Боярин Басманов челом бьёт. – доложил рында.

Иоанн усмехнулся, проводя рукой по своему лицу.

«Что же нынче?...»

- Пущай же войдёт. – молвил владыка.

Дверь отворилась, и в покои зашёл Фёдор. На нём была лишь льняная рубаха, и та распахнута на груди. Через руку Басманов перекинул чёрный кафтан.

Глаза юноши были поддеты влагой. В них отражалось неровное дрожание растаявшей от собственного жара свечи. Взгляд был преисполнен того спокойствия, которое благодатно снисходит после тяжкого труда али и вовсе веселия.

Юноша отдал низкий поклон, и его вороные волосы соскользнули вперёд, и уж струились по плечам. Выпрямившись, Басманов плавным жестом поднял руку с запечатанным конвертом.

- Тебе послание, светлый государь. – молвил юноша, едва подав руку вперёд.

Иоанн поднял руку, безмолвно повелевая Басманову отдать ту грамоту, но Фёдор отчего-то не спешил. Напротив, юноша отшагнул несколько в сторону, сглотнул, пристально вглядываясь в царские очи.

- Часто ли я прошу тебя о милости, царе? – вкрадчиво молвил юноша, едва склонив голову набок.

Иоанн нахмурился, не сводя взгляда с конверта. Не мог он ныне разглядеть печати и уж ведать, от кого Фёдор принёс послание, но сердце уж чуяло неладное.

Заместо того, чтобы вручить своему владыке письмо, Басманов положил его на стол, опустив взгляд на свечу, на её длинный язык пламени, что подёргивался от малейшего шевеления в царских покоях. Вместе с тем вздрагивали и тени, и будто сам воздух в опочивальне был неспокоен.

- Оно от Курбского. – произнёс Фёдор, подняв взгляд на царя.