《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Штаден оставался у входа в горницу, поглядывая острым взором свои на распахнутые окна. В руках немца был факел – он и озарял светом просторную, но мрачную светлицу. На подоконниках уж пробирались мелкие капли – вновь занялся слабый дождь. Капли мерно барабанили на улице – и боле ни звука.

Согорский отвёл взгляд, когда Фёдор уж подступил к самой печи. Замахнувшись, юноша бойко огрел жестяной заслон. Поднялся гулкий звон, а вместе с ним – и крики, и возня.

- От они где запрятались! – молвил юноша, закрыв заслон снаружи. – Андрюш, окажи честь Иван Степанычу.

Штаден приблизился к князю и всучил ему в руку факел с такою резкостью, что едва всё разом и не погорело. Князь принял то, но боле от безысходности. Алексей толкнул князя в спину, подводя к печи едва ль не силою.

Фёдор глядел на то, скрестив руки на груди.

- Коли слово моё закон – не бывать тому. – твёрдо произнёс князь, уж ведая, к чему его нынче склоняют.

- То было, ежели слово опричника супротив земского. – усмехнулся Фёдор. – Не забывай – ты повязан клятвою, и лишь могила снимет с тебя её.

- Вам не сделать меня палачом. – сквозь стиснутые зубы молвил Согорский.

- Да ну? – вновь усмехнулся юный Басманов.

Фёдор молниеносно схватил Согорского за руку, не давая бросить факела. Князь никак не ожидал такой силы в хватке юного Басманова. Алексей же вновь грубо толкнул Ивана в спину, и тот поддался вперёд.

Когда смятение отступило, Согорский в ужасе метнулся назад, едва не выронив факел на пол. Всё случилось без воли, без ведома князя – уж мгновение, и слабый треск разрезал страшную тишину. Сухой хворост, что был уж заправлен в печь схватился слишком ладно. Раздался приглушённый неистовый крик. О жестяной заслон бились изнутри.

Когда резкий запах горелого мяса ударил по ноздрям Согорского, князь не мог сдержать приступа тошноты. Ноги сами вели его, он не помнил, как выбежал на улицу, как выронил факел во дворе – благо, пыль прибилась мелким дождём.

Князь сблевал, опершись рукой на перила, не помня себя от ужаса.

- Куда же вы, княже! – раздался голос Фёдора.

- Вот так вы служите!? – процедил сквозь зубы Согорский.

- Будто не жёг ты доселе люд честной! – усмехнулся Фёдор, опершись спиной к перилам, да поглядывая на князя.

- То были проклятые латины! – огрызнулся князь.

Юноша зацокал, помотав головой.

- Ты того Андрюше-немцу не говори, он у нас нраву буйного да свирепого, пущай с виду и не скажешь! – не успел того договорить, как Согорский схватил Басманова за шиворот.

Той злости, что воспылала в князе, хватило, дабы ворот мантии Фёдора с треском порвалась. Сам же Басманов с насмешкою, безо всякой тени тревоги глядел прямо в глаза князя.

В глазах Ивана вдруг сделалось темно. Страшное волнение, ужас, неистовая ярость и лютая злоба гложили его ослабевший рассудок. Отступивши от Фёдора, князь пытался глубоко вдохнуть.

На крыльцо вышел Малюта, волоча за волосы барскую жену. Раздета была почти донага – лишь сорочка, да и та замарана кровью. Не было сил уж ни кричать, ни вырываться. Женщина отчаянно вцепилась в руку опричника, ибо уж на лбу кровь выступила от грубой силы его. Красная струйка спускалась на лоб, заливала глаза.

Алые губы, разбитые в двух местах, безмолвно вздрагивали, пытаясь ухватить воздуху.

- А барин? – громко спросил Фёдор, проверя, сколь сильно порван воротник его.

- Да наверху висит себе. – ответил Малюта, даже не оглянувшись.

Фёдор с лукавой улыбкой глядел на Согорского, всё ожидая, когда на князя дойдёт. Иван хмуро свёл брови, а взгляд его метался по земле.

- Нет… - прошептал Иван, хватаясь за сердце.

- Где тогда дети барские? – тихо спросил Басманов, медленно ступая с крыльца.

…

Ночью пошёл сильный дождь, будто бы небеса не могли уж нести своё горе.

Домашняя церковь при Московском Кремле утопала в мягком полумраке. Владыка стоял пред алтарём, сложив руки пред собой. Пальцы его мерно перебирали чётки, да вдруг замерли.

Тонкий слух Иоанна уловил вдалеке шаги. Владыка не подал тому виду, оставаясь перед святыми образами. Иоанн прислушивался к той поступи, и сам подивился, что не может признать, кто явился к нему в час ночной молитвы.

Царь чуть повёл головой, да приметил поникшую фигуру князя Согорского. На нём не было лица – точна сама жизнь навеки потухла в его взгляде.

- Государь… - сипло молвил князь.

Царь осенил себя крестным знамением и обернулся к Ивану.

- Не на то я клятву давал. – с трудом произнёс Согорский.

- Не каждый в силах нести сию ношу. – ответил владыка.

- Во имя чего велишь ты губить свой народ? – Иван поднял опустевшие бездушные глаза на царя.

Этот лик жаждал ответа, молил о том.

- Ежели приступили законы мои – то не мой народ. – произнёс царь.

- Отчего жён? Чад неразумных? – вопрошал князь.

Иоанн усмехнулся, медленно ступая к слабо теплящейся лампадке.

- Отчего враги мои не щадят ни жену мою, ни детей моих? – спросил царь, наблюдая за слабым огоньком сквозь мутное тёмно-бардовое стекло.

- Сложи с меня клятву, царе. – взмолился князь. – Нет у меня сил.

Царь мотнул головою.