《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Немец окинул сию картину взором, да усмехнулся. Фёдор пригласительно хлопнул рукой подле себя. Штаден глубоко вздохнул, да последовал тому и расположился подле друга своего, заложив руки свои под голову.

Данка было приподнялась глянуть, кто ж там прильнул к ней, и скоро уж обратно положила главу к молодой траве.

- Истолкуй мне, нерадивому, - молвил Штаден, глядя в вечеряющее небо, - как же ж ты умудряешься себе врагов нажить?

- Так-так… - протянул Фёдор, обернувшись к немцу. – Кто уж на сей раз? Афоня, вроде, дурить ещё долго не будет, Малюте я дорогу особо-то не преграждал… С Луговским мы вообще, считай, полюбовно разошлись.

- Да как же! Всё ещё мочишься кровью? – спросил Штаден, и тотчас получил локтём в бок.

- Ну уж выкладывай, раз разбудил! – велел Фёдор.

- Приоденься сегодня к пиру. – молвил Генрих.

- Уж об этом меня не проси. Для кого хоть? – допытывался Басманов.

Немец пожал плечами.

- Имени я не спросил, но, клянусь пресвятой Девой Марией, он по твою душу.

Фёдор усмехнулся, устроившись поудобнее под боком у Данки. Немец глубоко вздохнул, чуть прищуривши взгляд.

- Будет ли ещё где такое раздолье? – спросил Штаден.

- Об чём ты? – спросил Фёдор.

- Да об опричниках. Уж много кому я перстни целовал, много где службу нёс. Такой щедрости, как от русского вашего царя нигде не видывал. Но, право, - усмехнувшись, добавил немец, - и такой лютой ярости мало где я видывал. Верно, буду тосковать по сим временам.

Басманов хмуро свёл брови, обернувшись к немцу.

- Ты это куда уж собрался, тосковать он будет? – с деланной хмуростью спросил Фёдор.

Немец мотнул головой, да отмахнулся.

…

Царское застолие вновь развернулось алчной пышностью. Белая скатерть уж тут и там замаралась в вине да терпком мёде, яства загромождали столы. Не малых сил музыкантам стоило заглушить мужицкий бас да звон посуды.

Владыка был вновь радостен да весел, любуясь забавами скоморох. Средь них, конечно, боле всех выделился Фёдор. Юноша облачился в летник, припасённый ещё со злосчастного поручения в Новгороде.

Одеяние то и впрямь затмевало всякое, что доныне надевал юноша. Летник был застёгнут до самого вороту на золотые пуговицы. Красная ткань украшалась шёлком да жемчугом разной величины. Вдоль пуговиц, от горловины к самому полу тянулась лента чёрного шёлку, простёганного белыми узорами.

К плечам прилегала накидка с узорчатою подкладкой. На ней невиданные цветы распускались да поблёскивали бисером. Вдоль подола тянулись колообразные нашивки всё из того тёмного бархата.

На сей раз Фёдор был без маски. Заместо неё на голове его красовался венок со вплетёнными в него белоснежными лентами.

Уж видно было, как юноша оправился – едва ли кто мог нынче молвить, будто бы пару недель назад юный Басманов уж лежал при смерти.

Былая дерзость всё оставалась при нём – Фёдор не раз и не два посягал на царственные святыни. Ежели иным не прощалось дерзновение поступиться слишком близко к трону, то с Басмановым иное дело.

Увлечённый потехами с прочими скоморохами, юноша али сам оступился, али уклонялся от кого, да всяко пришлось ему опереться о подлокотник трона. У Алексея затаило дыхание, и даже не от того, что сын его коснулся трона – то уж царь дозволял.

Но именно в тот миг Иоанн было припал бы губами к своей чаше, но Фёдор, - невольно ли? – толкнул руку государя. Вино пролилось на царское облачение, принявшись расходиться тёмным пятном.

На мгновение музыка поутихла, а взгляды со всего пиру уж уставились на владыку. Ни братия, ни рынды, ни стольники с кравчими не ведали, что нынче делать им. Иоанн же не поднимал взгляда глядел на пятно, медленно оставляя свой кубок на стол, в коем ещё плескалось вино.

Фёдор глядел на то с зачарованием, без вины али раскаяния.

Всё не находилось ни души, кто бы дерзнул нарушить повисшее молчание.

Царь не проронил ни слова, и лик его величественный не отражал ничего, кроме лёгкой тени удивления. Иоанн медленно перевёл взгляд на опричника, да подманил его к себе жестом.

Басманов вскинул соболиные брови свои, будто бы и впрямь подивишись, с чем же подзывает его государь. Поддев рукою пышную юбку, Фёдор исполнил повеление владыки.

Едва меж ними оставалось не боле шага, царь окунул кончики пальцев в свой кубок, да окропил лицо юного Басманова вином. От неожиданности Фёдор отпрянул, да скоро вновь заулыбались – что царь, что молодой опричник, что и вся братия, а опосля того и вовсе палата наполнилась звонким смехом.

Юноша вытер капли со своего лица, да поднял взор на владыку. Взгляды их нашли друг друга, и Фёдор поднёс руку к своим устам, слизнув капли вина с кончиков пальцев.

Иоанн отвёл взгляд, прикрыв своё лицо рукой. Тут уж подоспели стольники с белоснежными полотенцами, но царь одним взглядом своим велел держаться поодаль.

Пир игрался с большею силой, и уж оттого, верно, и не было примечено, как пожаловал гость. Первым на Согорского, что стоял на пороге, свой взор обратил государь.

Владыка коротко кивнул рындам, допуская князя к пиру. Князь отдал низкий поклон, едва уловил на себе царский взор. Иоанн ответил коротким кивком.