《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

- От то-то! И Сицкий, гад, и впрямь на то было добро давал! А нынче строил из себя батюшку сердобольного – дескать, не дерите Вареньку мою. А сам, гнида поганый, своею волей – безо всякого принуждения, да просватал родную дочь за мужика, коий ей в отцы годится!

Фёдор глубоко вздохнул, да бросил короткий взгляд на Иоанна. Государь али и впрямь того не заметил, али виду не подал.

- А ежели и впрямь любовь у князя к девчушке, пущай и младой? – спросил Иоанн, пожав плечами.

- Ага, да как же! – рассмеялся Алексей. – Ну право, царе, не дури уж! Да у Варьки и Согорского разница в летах, как, поди, у Феди моего с вами, владыка! Я бы на месте Васьки Сицкого к дочери своей этого Согорского на пушечный выстрел не подпустил бы! Ну право, ни стыда, ни совести. Ещё отец называется, тьфу ты!

Разразившись сею речью гневной, Алексей вновь припал устами к кубку. Едва Басман запрокинул голову, осушая кубок свой, владыка вскользь поглядел на Фёдора. То было неспроста – великий князь ощутил, точно кто коснулся ноги под столом.

Взор юноши был исполнен тревоги, но вместе с нею и твёрдого требования. Безмолвно тот взгляд во сто крат явственнее твердил о том, что на сердце у юного Басманова. Фёдор несколько раз мотнул головою, упреждая государя от вознамеренного. Владыка глубоко вздохнул, осунувшись в плечах, да ответил коротким кивком.

Меж тем Алексей поставил кубок на стол, потянулся к жареной щуке, да и отщипнул себе кусок.

- От оно, как. – молвил Басман. – Так, с чем же такая срочность?

Владыка поглядел на кольца на своей руке, чуть поджав губы.

- Евдокия с Владимиром, верно, с земскими шибко дружны. – молвил Иоанн, покручивая кольцо на указательном пальце.

- От же черти. – бросил Алексей, потянувшись к блюду с сушёными грибами.

Фёдор всё глядел на отца, плотно стиснув губы.

- Надобно вновь всех людей за ними переменить. – молвил Иоанн, поднявши взор на Алексея. – Ежели продолжаться эти сношения – стало быть, заменим уезды ихние.

Басман-отец почесал затылок, слушая наказ государя. Хмурые брови сошлись прехмуро на лице опричника.

- Ты да Фёдор сим и займитесь. – продолжил царь. – Да безо шуму лишнего. Ежели черти земские чего прознают, вновь в Новгороде проклятом сокроются. Нам концов не сыскать.

- Сделаем всё, государь. – кивнул Алексей. – Федь?

Приметил Басман, как сын его отворотился что от государя, что от отца, да подзывал жестом холопа. Ко столу уж робко подошёл крестьянин, отдав низкий поклон.

- Пущай несут водку. – повелел Фёдор.

…

Штаден хмуро поглядывал на собирающиеся тучи над главой. Тяготело небо, полнилось свинцом.

Немец спешился подле двора близ Москвы. То было за рядами торговцев дубильною кожею. Ворота давно покосились. Петли пронзительно скрипнули, когда немец отворил их да вошёл во двор.

На привязи при дворе бывал пёс. Поведя голову на пришлого, сторож хвостатый не подал лаю, пущай и глядел на немца в упор – видать, не признала чужака в нём.

Оттого Генрих и брёл по двору, чуть хмуро оглядываясь по сторонам. И разруха же, и ссору немерено валялось под ногами! Ветошь драная, да черепки битые, а подле крыльца уж смылося земля протоком.

Прямо на него глядело крыльцо, косое-битое. Не иначе, как разинув рот отворило оно дверь. Жилище и впрямь было жалкое, снаружи али сызнанки – всё вповалку, да кругом неразбериха.

Сквозь полумрак Генрих различал изредка пробегавшие фигуры. Домашние были босоноги да неряшливы, раздавался детский плач да причитания мамок с няньками.

В дверях стало чумазое дитё, да уставилось на опричника. Генрих ступил на крыльцо, когда ребёнка подхватила на руки девица лет восемнадцати, али годом старше.

- Чего вылупился? – спросила она, утирая лицо чада рукавом своего сарафана.

Стоило девице лишь обернуть взор к порогу, как из её груди вырвался крик. Тотчас же она прижала ребёнка к себе, да поворотилася к опричнику.

Немец переступил порог дома, оглядывая здешних. Прямо в сенях, на полу, лежал человек, закутавшись в истёртое шерстяное одеяло. Его сон не тревожили многочисленные домочадцы, что без устали носились по дому. У печки хлопотали взрослые тётки, подвязавши волосы косынками.

Девица же опустила ребёнка наземь, да с тем и поклонилась пришлому опричнику. Генрих же оглядывался, выискивая в том беспорядке кого-то.

- Доброго вам здравия, сударь. – пролепетала девушка, боясь поднять взору.

- Агаша, знахарка, тутошняя? – спросил немец, проходя в дом.

Дети вытаращили глаза на грозного гостя, а меж же мамки с няньками опускали лица нерадивым чадам своим, али огревали подзатыльниками.

- Тутошняя, барин, да вот нынче нет её. – доложила девушка.

- Куда ж подевалась? – спросил Генрих, садясь на скамью подле стола. Доски скрипнули под ним, уж знатно обветшавши.

- Роды принимает у Бельских. – с поясным поклоном ответила крестьянка.

- Оно как… - вздохнул Генрих, да окинул девицу взглядом.

Высока да ладна, по плечам покатым стелются косы, точно медные. Взор пытливый, пущай и малость косила девчушка. Простенькое платье её поштопано-перештопано, и всяко гляделась она опрятнее иных домочадцев.

- Как звать? – спросил Генрих.