《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Фёдор занял место подле владыки, да вскинул голову свою к расписным потолкам, встряхнув ею, дабы откинулись пряди от лица его.

- Пущай и не заслужил. – молвил владыка, пододвинув к Фёдору пустой свой кубок.

Фёдор цокнул, и будто бы в недовольстве помотал головою, да принялся наполнять чашу Иоанна, а опосля того и свою.

- Вот рассуди мне, царе. – молвил Фёдор, чуть прищурившись.

Владыку уж позабавил один токма тон юноши – до преступного дерзновенный, ежели то было и впрямь обращение к великому царю.

- Уж всё глядите, да глядите, а слову доброго не молвите. – произнёс Фёдор, да слегка тряхнул серьги свои, поблёскивающие в ушах его. – Ну право же – много красивше на мне они.

- Нежели на ком? – спросил Иоанн.

- Нежели на ком угодно. Али не так? – спросил Фёдор, вскинув бровь, да склонивши голову набок.

С царских уст сошёл глубокий вздох, да лик озарился мягкою улыбкою. Взвёл владыка к лицу юношескому руку свою, да приподнял его, вглядываясь, дабы уж с толком дать ответ свой. Фёдор прикрыл глаза, едва по лицу его скользнуло царское прикосновение.

Иоанн лишь коротко кивнул, отведя руку от Фёдора.

…

- Видать, дела и впрямь скверны. – молвил Малюта, отряхивая щипцы от крови.

Пред ним в колодке едва дышал слуга при дворе Ивана Петровича Челядина, видного боярина из земских. Самого Иван Петровича приказу трогать не было, да всяко уж шибко больно за ним рассуженного супротив опричников. Уж по сему, государь велел Малюте дознаться, какие люди бывают у Челядина, какие толки ведутся, да прочее всякое прознать – о домашних, о посыльных да гонцах, словом – держать ухо в остро.

- Не так уж и скверно. – усмехнулся Вяземский, снимая накидку свою, дабы не измараться в крови.

Князь Вяземский токма подоспел спуститься в подземелие, покуда Скуратов уж трудился не покладая рук с часу.

- Да ты ж не ведаешь, об чём толкуешь. – вздохнул Малюта, утирая пот, выступивший от труда его тяжкого.

- Так не томи же. – молвил Афанасий.

Григорий сел на пень, коий уж вобрал себя немало крови, ух, немало! Почернел весь изнутри, изъелся всяким вредителем подпольным, да всяко иного места, где бы присесть мог тюремщик али опричник в трудах своих и не было.

- Токма не говори, будто бы Басманский ублюдок чего учудил! – произнёс Афанасий, поднимая лицо крестьянина в колодках.

Оно было залито кровию до той меры, что, право, мать родная б не признала.

- Раз так, то молчу. – молвил Малюта, всплеснув руками.

Афанасий со страшною злостью ударил крестьянина по лицу. Глава его разбитая вусмерть безвольно повисла, будто бы замертво.

- Так что же!? Выкладывай! – выпалил Вяземский.

- А то, Афоня, что нынче он царскую печать при себе носит. – молвил Малюта, почёсывая бороду.

Вяземский едва ли так отроду дивился.

- Врёшь, дурак! – произнёс Афанасий.

- От воротится он – то и поглядим. – молвил Малюта. – А сведения те от самого кравчего царского. Нынче Фёдор не спустился к трапезе, а вот ты, Афонь-ка, ведаешь отчего? Да оттого, что трапезничал он с семьёю царской. И отчего-то вспылила царица, да вышла вон. От тепереча поди знай – чем оскорбилася она.

- Да Мария нраву сама такого, что, пущай, второю по злости да гневливости будет, сразу после государя нашего светлого. – молвил Афанасий.

- Да чёрт с ней, с царицею! Ежели Федька и впрямь печатью царской завладел, так это ж за какие-такие заслуги? – вопрошал Малюта, тупо пялясь в мрачный нависший потолок. – Коли уж сам Басман, служивший ещё при Василии Ивановиче, да потом при Иоанне, с самого малолетства его, и то старик такой честию не одарен. Да и мы с тобою, да и Курбский при себе печати не держали. Но младой Феденька наш белолицый-чернобровый, от он-то и сыскал расположение царское.

- То вздор! – отсёк Вяземский.

- А ежели нет, - продолжил Малюта, взведя руку, да указывая на Афанасия, - так-то ясное дело делается, куда же Федька по ночам шляется, и отчего государь едва поглядел на девок, привезённых одиннадцатого дня. Для порядку чего молвил, да и токма! Али и то всё вздор, то молви же мне, Афонь, в чём же иной толк Феде скрываться в похождениях своих?

От тех слов Афанасий вспылил, да обрушил ярость на тело крестьянина – бездыханное ли? Сокрушивши ряд беспорядочных ударов – уж куда придётся, Вяземский взвёлся, разойдясь в лютой свирепости.

Малюта молча глядел, да малость подивился этой злости. Вскоре же – быть может, и смутившись взору Скуратого, - князь Вяземкий отряхнул руки, замаранные в крови, да вскинул голову вверх, переводя дыхание.

- Верно, обознался кравчий твой. – отмахнулся Афанасий.

- Ежели он обознался, я сам выколю глаз ему! – молвил Малюта. – Неужто думаешь, что я подле себя уродов убогих держу? Говорю тебе – кажись, Федька и впрямь службу особую служит.

Афанасий поморщился, отведя взгляд к кровавой лужице, что расходилась липким пятном на грязном полу, присыпанное старою подгнившей соломой.

- Срослась ли рука твоя, коию государь в гневе ранил, едва завидев, что Фёдор при смерти? – спросил Малюта.

Афанасий сплюнул на пол.

- Полно об том! – отрезал Вяземский.

…