《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Впрочем, владыка коротким кивком освободил её от сих трудов. Крестьянка кивнула, поднимаясь со своего места, да упала в земном поклоне пред государём.

Её место занял юный Басманов, безмолвно взирающий на всё. Агаша покинула царские покои.

Стекло от лампады глубоко вонзилось в руку царя, когда тот исполнился кипящей злости. Фёдор смочил белое полотенце в настойке, да осторожно подступился к ранам.

Лик Иоанна не содрогнулся.

- Мы прокляты, - тихим, глухим голосом произнёс государь.

Фёдор тяжело вздохнул. Удручающее настроение владыки ещё сим утром не было столь тяжёлым, столь скверным.

- Часто ли ты видел, Федя, чтобы великий царь маялся, да упрашивал своевольных упрямцев? – вопрошал Иоанн.

- Нет, мой добрый государь, - произнёс Фёдор, поднимая взгляд.

Всё мрачнее делался царь с каждым мгновением.

- Упрямство Филиппа будет дорого стоить земле русской, и этим тварям из земщины, - сквозь зубы процедил царь. – Не желает быть митрополитом – пущай катиться к чертям!

Басманов внимал гневным речам царским, украдкою поглядывая, не разошлась ли рана на руке владыки. Чёрное пятно, выступившее сквозь перевязь, не пребывало.

Иоанн насилу унимал яростное, прерывистое дыхание.

- Что с письмом? – тихо спросил царь.

Фёдор едва вскинул брови, оборачиваясь на государя.

- Кто за сим стоит? – произнёс Иоанн, заглядывая в очи опричника.

Взгляд Басманова метнулся, и юноша подался несколько назад.

…

Хмурные тучи сгущались над домом Старецких. Тяжёлая серость заволокла небеса.

Резкий стук в дверь заставил вздрогнуть княгиню Евдокию. Молодая женщина тотчас же поднялась со своего места, да быстрым взором оглядела свои покои.

- Сударыня? – раздался голос из-за двери.

- Войди, - отозвалась она, малость помедлив.

Дверь отворилась, и крестьянин отдал поклон княгине.

- Просит Ефросинья Андреевна, сударыня, - молвил холоп.

Евдокия кивнула, храня на лице невозмутимую стойкость. Пущай, сердце её и содрогнулось, предвкушая речи свекрови, полные желчного яду.

Всяко, неча было поделать.

Невестка явилась к Ефросиньи. Старая княгиня сидела у окна, поглядывая на мрачные небеса. Не успела Евдокия молвить и слово, как свекровь распалилась:

- Ты ж глянь! – старуха всплеснула руками, - Чураешься да жмёшься по углам, точно крыса поганая! Али чего таишь – излагай, тварина двуличная.

Евдокия снесла эту брань – не впревой. Девушка лишь развела руками, да сглотнув ком в горле, молвила:

- Не ведомо, отчего нынче сыскала гнев ваш, Ефросинья Андреевна.

Свекровь прищурилась, оглядывая невестку.

- Когда у тебя кровь шла? – вопрошала старуха.

- Второго дня как иссякла, - ответила Евдокия.

- Я ж прознаю, дрянная ты девка, - пригрозила свекровь. – Как наведался этот супостат Бельский, так и ходишь сама не своя. Поди, ещё…

- Да будьте ж милосердны, матушка! – возглас прервал речь старой княгини.

В палату зашёл князь Владимир Старецкий.

- Полно вам мучить жену мою! – молвил он, вступаясь за супругу.

- Твоя жена – от тебе за нею и приглядывать! Смотри же у меня! – пригрозила Ефросинья.

Евдокия отдала короткий поклон, сдерживая в горле жгучие слова. Молодая княгиня тотчас же покинула палату, пользуясь заступничеством мужа.

Глухая безвыходная боль терзала ей сердце.

Евдокия воротилась в свои покои, да громыхнула дверию с большою силой. Рухнув в глубокое кресло, она закрыла лицо руками.

«Будь проклят тот день…» в бессилии думалось княгине, покуда она вспоминала женитьбу свою.

Стук в дверь заставил Евдокию поднять лик.

- Свет мой, отворишь? – раздался голос супруга.

Княгиня не ведала сама, хватит ли ей сил видеть кого-либо.

Владимир прождал несколько мгновений, прежде чем жена отворила ему. Едва князь взглянул на страдающий лик супруги своей, так сердце сжалось от боли.

Много нежности было у Владимира к княгине, но не ведал он, как ныне утешить свою голубку. Меж ними хранилось молчание, точно зияющая бездонная пропасть, точно холодное каменное ущелье.

Время шло. Никакие слова не приходили Владимиру. Он не нашёл в себе сил привлечь супругу в объятья али молвить чего доброго. Заместо того, он отдал поклон, да ступил прочь.

…

Монастырская обитель несла свой долг пред Небом и Землею, и не было никаких злостных знамений, когда опричники ворвались в ворота.

Нынешним отрядом главенствовали Басмановы. Едва спешившись, Алексей переступил порог деревянной церкви, покуда сын его оставался подле крыльца.

- Мир с вами, добрый народ православный! – громогласно объявил Алексей с порога. – Сам я честный слуга божий, и по сему не гоже резню затевать прямо в обители святой!

Монастырская братия да прихожане уж в ужасе отступались, покуда в церковь прибывали и прибывали опричники. На колчанах али на поясе болтались знамения ихние, и псиные оскалы казали жёлтые клыки.

- Тот, за кем мы посланы, уж, верно, ведает обо всём! – молвил Басманов, прохаживаясь по церкви. – Мой добрый совет тебе, крыса – по-доброму ступай с нами, потолкуем с глазу на глаз.

Прихожане и братия безмолвствовали, покуда ужас искажал их лица. Речи опричника не были никому ясны.

- От же ж! – негодуя, Алексей ударил наотмашь монаха, что попался ближе всех под руку.