Царевичи, склонившись подле лёгкой растопки, с большою охотою раздували тлеющий огонёк.
- А если огонь разнесётся? – обеспокоенно спросила Варвара, подходя к мужу.
- Стало быть, погорит пол-Москвы, - усмехнулся Фёдор, пожав плечами.
- А ещё пол-Москвы спалит их отец, - молвил Штаден, чуть призадумавшись.
Фёдор присвистнул, да хлопнул Генриха по плечу. Юной же княгине Сицкой-Басмановой шутки такие не были уж столь потешны.
- И всяко же, стоит потушить, - молвила она с поклоном, да пошла к нянькам обратиться, чтобы принесли воды.
Фёдор меж тем любовался стеклом – экий же диковинный подарок. Призадумавшись, Басманов едва не упустил из виду не кого-то, а самого князя Вяземского.
Фёдор помахал князю издали, и Афанасий, пущай и шёл стороной, свернул к ним.
Афанасий приветствовал всех коротким кивком, а затем уж оглядел Фёдора с ног до головы, замотал головой, да сложил руки на груди.
- А я-то, дурак, - усмехнулся Вяземский, - порадовался было. Неужто Фёдор Алексеич наукам пристрастится? От же ж – то для чтения, а он солому жжёт на потеху.
Фёдор и без того был весел, а доброе журение князя лишь больше разыграло. Басманов тут же спрятал стекло за спиной, будто бы опасаясь, что Афанасий нынче отзовёт свой дар обратно.
- Я же не ради своей потехи, Афанасий Иваныч, - начал оправдываться Фёдор, - Но ради светлых наших царевичей.
Вяземский усмехнулся, перенимая часть беззаботной весёлости.
- Неисправимый ты баловник, Федя, - отмахнулся Афанасий.
- Ага, - с довольством кивнул Басманов, да поглядывал краем глаза, как беспокойные няньки несут воды.
…
Владимир сжимал в ладонях холодные подлокотники царского трона.
«Почему так тихо?...» думалось князю, покуда палата обратилась мертвенным безмолвием.
Князь в тревоге предвещал того торжества, ради коего и собралась братия во главе с Иоанном. Царь стоял спиной к трону, замерев, да преисполнившись ожидания.
- И семью его? – вопрошал властный голос владыки, и слова его вознеслись под расписными сводами.
Владимир сглотнул.
- И семью, - ответил князь, собрав всю волю в кулак.
Раздался грозный грохот цепей. Двери разверзлись, и в зал ввели вволокли нагую деву в цепях.
- Нет! – в ужасе вскрикнул Владимир, да не мог сдвинуться с места – на его плечо опустилась твёрдая рука, а тело всё сделалось немощным.
- Умоляю, брат! – взмолился Владимир, узнавая в узнице жену свою.
Её живот уж округлился, а сама Евдокия не поднимала взгляда.
Иоанн не внял мольбе брата.
Мгновение пронзило всё тело леденящей дрожью, и Владимир пробудился от собственного крика.
Князь закрыл себе рот руками, не в силах унять дрожь. Зубы стучали, точно на лютой стуже, и лихорадочная дрожь пробила всё тело князя.
Страшное видение всё ещё стояло перед глазами.
Владимир встал с постели, и пущай шаг его нетвёрд и шаток, он спешно побрёл по коридору, держась за стены руками.
Сердце бешено колотилось, когда князь приотворил покои жены. Она дремала в своей постели. Её спокойное, мирное лицо поведало князю, что верно, княгиня не видит никаких снов.
Владимир сглотнул, прикрывая за собой дверь. Оставшись в коридоре, он силился унять своё беспокойный дух.
Силы будто бы покинули его, и князь медленно сполз по стенке, всё задыхаясь, будто после плача.
…
Над Московским Кремлём медленно восходило солнце. Наступало мягкое лето.
Тяжёлый сон отпускал рассудок Басмана-отца.
Алексей поднялся, да сквозь мутную пелену оглядывался вокруг себя. После пирушки братия спала вповалку прямо на полу, на подушках, шубах, али вовсе на голом камне – чай, морозы уж были позади.
Басман скверно ухмыльнулся, не найдя средь дремлющих ни Иоанна, ни своего сына. Алексей сплюнул наземь, да отогнал мысль снова нарезаться до беспамятства.
С тяжёлым сердцем, да и головой, Алексей поднялся на ноги. Выйдя во двор, Басман вздохнул полной грудью. Воздух был напоен бодрящей свежестью.
Пойдя к бочкам с водой, Басманов ополоснул своё лицо, воротясь в прежний свой дух.
- Славно нынче, - раздалось подле Алексея.
Опричник обернулся, да завидел Малюту.
- А то, - согласно кивнул Басман, да потянувшись добавил, - А всяко ж, раньше было славнее.
- Эй-то уж наверняка, - согласно кивнул Малюта, ополаскивая своё лицо и шею, - От сколько ни пей – всё одно, да на утро – по коням лихим, да в бой!
Алексей усмехнулся, смачивая виски.
- Было ж… - протянул Басман.
- А Казань-то? – усмехнулся Малюта, пихнув Басмана локтем в бок.
Алексей уж заулыбался, припоминая славное былое.
- И не говори, - вздохнул Басман, - То-то было раздолье. А нынче из амбаров выволакиваем скотину тупоумную. Какая ж тут слава будет?
- И не говори, - согласно молвил Малюта, - Это ж нынче свыклись уж. А помнишь, как ту бойкую надобно было?..
Скуратов не договорил, а уж по лику Басманскому всё ясно было – помнил всё, помнил.
Давнишнее дело было. Как царица почила уж вечным сном, неутешен был царь. И не нашёл он утешения боле, и придавался блуду.