(подозрительно). Пане Доминик, вы будто восхищаетесь этим чудовищем.
КУЧЕРА
(резко). Я восхищаюсь идеей! Вы недавно изволили уколоть, мол, мы слишком верим в страшные сказки, услышанные в детстве. Но поверьте, пане сыщик, пока пражских детей пугают Големом, они вырастают добрее. Во всей Европе, да и в России тоже, людей от преступлений что останавливает? Закон да страх перед божьей карой. Вот и думают многие: до Бога далеко, а закон – что дышло… Потому и грешат. У нас же есть третья сила. Голем. Он разит без промаха.
МАРМЕЛАДОВ
(недоуменно). Как же, без промаха. А зачем он двух девушек убил? Они разве великие грешницы?
КУЧЕРА
(не сдается). Да уж не ангелочки, как выяснилось. Старшая ходила к алхимику, покупала какие-то зелья. Уж, конечно, не для доброго дела. К тому же, хоть меня и убеждают в обратном, но нельзя исключать, что она торговала своими прелестями. Доктор в покойницкой установил, что Эльжбета не была девственницей – уж простите за такую подробность. Младшая – воровка, у нее на совести десятки чужих кошельков. И не говорите, что это несоизмеримо с преступлениями того же графа! Кошелек украсть – это не убийство, но если без этого кошелька целая семья голодать будет, и через это ноги протянет? Нет, не спорьте. Тут и божий суд не пощадил бы, ведь зло, хоть и мелкое, все равно остается злом.
МАРМЕЛАДОВ
(задумчиво). Мелких преступников на страшный суд поведут толпой, а убийц – по отдельности… Вот и вы, пане Доминик, выберите, которого из Големов защищаете. Того, что вершит свое странное правосудие, или того, что над девочкой надругался. Они ведь разные, неужели забыли?
КУЧЕРА
(рассказывает). Я задохнулся от возмущения. Забыл? Я? Но потом осознал: а ведь прав Мармеладов. Снова прав. Рассуждая о воздаянии за грехи, я совершенно упустил из виду, что сестер Бржезовых убил не Голем, а его тайный подражатель. Этого изверга необходимо отыскать как можно скорее, пока не замахнулся на очередную девицу… Ответить сыщику я не успел, перебил этот непутевый Томаш… На нем я невысказанную обиду и выместил.
ВОРЖИШЕК
(кричит, с одышкой). Пане Доминик! Пане…
КУЧЕРА
(злобно). Помощник следователя Воржишек! До каких пор вы будете нарушать субординацию? Впредь рекомендую обращаться ко мне исключительно по уставу. Господин следователь по особо важным делам. И никак иначе! Это ясно?
ВОРЖИШЕК
(опешив). Ясно.
КУЧЕРА
(продолжая отчитывать). Видимо, недостаточно! Отвечать надо: «Ясно, господин следователь по особо важным делам!» И что это у вас за расхристанный вид? Немедленно приведите себя в порядок и застегните все пуговицы. Что? У вас на рукаве пуговица оторвана? Вы позор пражской полиции! Чтобы к завтрашнему утру все пуговицы были пришиты и начищены до блеска. Сапоги, кстати, тоже… Это ясно?
ВОРЖИШЕК
(понуро). Ясно, господин следователь по особо важным делам.
КУЧЕРА
(удовлетворенно). То-то же. По поводу чего был весь этот крик?
ВОРЖИШЕК
(воодушевляясь). Пане Доми… Господин следователь по особо важным делам! Там у моста… Видите?
КУЧЕРА
(присматриваясь). Рыбачит кто-то?
ВОРЖИШЕК
(азартно). Если бы! Там какой-то недоросток в реке возится.
КУЧЕРА
(раздраженно). Пусть возится, нам то, что с того. Ты тину принес?
ВОРЖИШЕК
(возбужденно). Господин следователь по особо важным делам, разве вы не видите? Этот гном вычерпывает глину, набрал уже полное ведро!
МАРМЕЛАДОВ
(азартно). Думаете, это и есть убийца?
ВОРЖИШЕК
(в крайнем возбуждении). Думать мне начальство запрещает. Но если бы тому коротышке глина для доброго дела понадобилась, стал бы он ее впотьмах собирать? Надо его арестовать и тряхнуть хорошенько.
КУЧЕРА
(раздраженно). Так чего же сразу не арестовал?
ВОРЖИШЕК
(растерянно). Приказа не было. Прикажете арестовать, господин следователь по особо важным делам?
КУЧЕРА
(в бешенстве). Ох и бестолочь! Ну, конечно, иди и арестуй.
МАРМЕЛАДОВ
(с ухмылкой). Я бы советовал вам, пане Томаш, не идти, а бежать. Тот человек, заслышав наш спор, бросил ведро и поспешно улепетывает. А упустить его не хотелось бы.
ВОРЖИШЕК
(на бегу). Не родился еще тот, кто сумеет ускользнуть от Томаша Воржишека (спотыкается, падает) Чертова коряга… (голос удаляется) Эй, ты! А ну стой! Стой, паскудник, не то хуже будет!