Голем прячется в тенях

Я много лет наблюдаю за тем, как читают книги, газеты и письма, потому готов утверждать, что люди образованные видят лишь каждую третью букву из написанных в строке. Малограмотные извозчики, например, продираются сквозь текст, будто через бурелом, складывают слова по слогам, и смысл написанного доходит до них не сразу. Мы же с вами, господа, читаем быстро, порой наспех, глаз летит над строчками подобно степному орлу, выхватывая из высокой травы то фиту, то ижицу, а остальные буквы вспыхивают в голове, исходя из прежнего опыта чтения. Для нас с вами слово собирает вовсе не глаз, а мозг. Потому все газетчики, желая отыскать ошибку в своей статье, перечитывают ее вслух, монотонно бубня: «в по-не-дель-ник мос-ков-ский ге-не-рал-гу-бер…» Когда ползешь с буквы на букву медленно, словно улитка, легко заметить пропущенную гласную или недописанного дармоеда.

Но самое интересное не в этом. Представьте себе, что все улитки движутся по строке одинаково, а полеты орлов – несравнимы. Я замечу первую букву и то, что у нее завитушка в другую сторону повернута, а иной человек упрется глазом во вторую букву и завитушку пропустит. Попросите его перечитать десять раз, двадцать, пятьдесят, и все равно не разглядит ошибки. Он ведь уже понял, что это за слово, потому и пролетает над ним не глядя.

Смею утверждать, что с фактами дела обстоят похожим образом. Следователь изучил протоколы, и у него в голове сложилась картинка: вот как все произошло. Картинку эту сморгнуть невыносимо сложно, а потому любые детали, которые в нее не укладываются, мозг отбрасывает за ненадобностью. В этом причина всех ошибок полицейских дознавателей. Пане Доминик годами мусолит кособокие строчки, а Голема поймать так и не сумел. Возможно, мне повезет больше. Свежий взгляд, свежие идеи…

Шелест бумаг.

Я шел за пражским Големом. Шаг за шагом. След в след, с трудом разбирая выцветшие чернила на старой бумаге. Постепенно вырисовывались очертания преступника. Невероятно сильный. Среди его жертв, судя по описанию, попадались настоящие богатыри, но отбиться никто не сумел. Бесстрашный. Убийца часто бродил по крышам, взбирался по водосточным трубам на верхние этажи, выпрыгивал из окна за секунду до появления случайных свидетелей. Хитрый. Он подолгу следил за теми, кого приговорил к смерти, выжидал момент, когда люди станут уязвимее, часто душил пьяных или принявших снотворных капель. Не ведающий жалости.

Разделив с убийцей все прежние преступления, я, пожалуй, смог бы предсказать следующее. Беда в том, что я не видел его лица. Только черную спину…

Шелест бумаг. Голос «Куда прикажете?»

Из архива приносили все новые папки, вскоре весь стол утонул в бумагах. Надо бы прерваться ненадолго и размять ноги. Я решил наведаться в русское посольство, к князю Салтыкову, чтобы уточнить несколько важных деталей.

Шум городских улиц.

Путь пролегал по кривым улочкам, в том числе и по Анненской. Здесь навстречу мне выкатилась похоронная телега. На подстилке из прелой соломы стоял грубо сколоченный гроб, а в нем… В нем лежали, обнявшись, две сестрички. Эльжбета и Мартина. Их лица были безмятежны, а в волосы чья-то заботливая рука вплела полевые цветы.

За телегой шли полдюжины соседок и мальчишка лет десяти. Никто не голосил, не причитал, не оплакивал убитых. Мальчик хранил суровое молчание и старался держаться чуть в стороне, чтобы не слышать шепота старых сплетниц. А те судачили, что Голем душит лишь совсем уж падших грешников, и наперебой перечисляли, за что барышням выпала столь суровая кара.

Кучер хлестнул седую лошадь, она всхрапнула и пошла чуть быстрее. Старухи, пыхтя и охая, поспешили за телегой. Я отстал, хотя мог бы легко обогнать эту унылую процессию. Мне требовалось время, чтобы обдумать неожиданную мысль. Эти люди привыкли воспринимать глиняное чудовище, как мерило справедливости. Вся Прага верит в то, что Голем не ошибается. Но что, если это не так?

Сцена вторая

Дневная Прага. МАРМЕЛАДОВ идет по улице.

МАРМЕЛАДОВ (рассказывает)

. От князя я вышел в шестом часу и поспешил в полицейский участок. Не дошел самую малость, меня окликнули из пивной на углу. В открытом окне я увидел пане Доминика, который с жадностью глотал темное пиво из огромной кружки. В Москве такой хватило бы на троих выпивох, но здешние обычаи запрещают делиться пивом или отхлебывать у соседа.

Окликнул меня помощник следователя. Он уже расправился с тремя копчеными колбасками, судя по хвостикам на тарелке, и облизывался на ледяной кувшин с квасничаком, но при начальнике осмелился пить только воду.

ВОРЖИШЕК (радушно). Пане Родион! Вы обедали? Присоединяйтесь к нам.

МАРМЕЛАДОВ (подходя к окну со стороны улицы). Благодарю, но я недавно из-за стола. У князя Салтыкова кормят просто на убой. Потому я не стал звать извозчика, а устроил небольшой променад.