Голод. Нетолстый роман

Я сошла с карусели и от головокружения наступила в оснеженную лужу; та треснула под ботинком. Ваня подал мне руку и предложил подвезти до дома – я согласилась. Ваня спросил, хочу ли я поставить свою музыку – я согласилась. Ваня включил блютус, на экране панели управления высветилось: «Создать пару с Ivan?».

Я согласилась.

За пару кварталов от дома музыка отсоединилась. Я попробовала подключаться заново, не получалось. Пока мы стояли на красном светофоре, я повернула экран Ване. Потыкай тут сам?

Ваня всмотрелся в телефон, где выпал список предыдущих устройств:

Mercedes Serega,

BMW Daniil,

Mazda Petr.

И так далее.

Виду не подал, сказал только:

– Сорри, тут зелёный уже.

Остаток пути проделали молча.

Мы приехали несправедливо быстро. Акварельные намёки: «Что-то хочется продолжения банкета» не сработали, и тогда я предложила: «Хочешь, зайдём ко мне?» Потом добавила, будто оправдываясь: «Просто посидеть, у меня коньяк хороший в баре застоялся». В лифте было неловко молчать. Но ровно в ту самую секунду, когда кабина тронулась, в том славном миге невесомости, божественный замысел этого нелепого романа проявился сам собой.

Войдя в гостиную, Ваня первым делом спросил: «Так ты и беленькой балуешься?», глазами показывая на ополовиненную бутылку у меня на столе. Я объяснила, что подливаю водку в гвоздики – чтобы дольше стояли, а сама такой дешёвой водки отродясь не пила. Ваня возразил, что вся водка – одинаковая, остальное – выпендрёж этикеток. На этом открыл коньяк, не оценив, что он так-то «Мартель». Я напирала, что надо смаковать. Ваня ответил, что не видит ничего особенного: «Лучшая конина – это которую пьёшь в походе. Мы вот “Старейшину” берём – это да!» А потом ударил по выключателю, и в комнате остался неубедительный свет икеевской гирлянды. Ваня пояснил: «Не люблю, когда бьёт в глаза». От радости я чуть не заорала «Я тоже!!!», но, застеснявшись вложенного в совпадение смысла, просто кивнула.

Коньяк быстро утратил наш интерес. На третьей, не закусывая, мы друг другу всё и выдали. О том, что началось, конечно, давным-давно, оттуда и тянется, нанизывая на себя новые годы, новые ошибки, новые срывы, новые обещания. Ваня много говорил: как во время кражи натурально темнеет в глазах, как на мгновение будто останавливается сердце, как он теряет контроль и как стыдно ему делается сразу после. Я слушала, кивала и думала, что, если заменить его «красть» на моё «жрать», получится то же самое.

Целовались в тот же вечер. Всё остальное – тоже. Уже после, глядя в потолок, я сказала ему то, о чём искренне мечтала последние три года: «А можно ты не будешь делать мне прогрев в виде трёх дней игнора, и мы сразу начнём ездить в “Ашан” и “Икею”?» Ваня засмеялся и спросил, могу ли я вспомнить какой-нибудь идиотский стыдный поступок, который совершала в последнее время. Я подумала про то, как сожрала полкастрюли борща, блеванула и вымыла полы на даче у Серёжиной мамы, и ответила: «Тебе лучше не знать». Потом спросила: «А ты?» Он сказал: «Дома недавно обнаружил линейку. Зачем-то померил член». «Ну и сколько?» – спросила я. Ваня посоветовал доверять глазомеру. Теперь смеялась я.

Ваня поинтересовался, чем я люблю заниматься в свободное время. Я ответила, что свободного времени у меня нет, но если бы было, то я бы хотела вязать, смотреть фильмы с Адамом Драйвером, слушать аудиокниги в озвучке Алексея Багдасарова и не знать, какой сейчас день недели. Он приподнялся на одной руке и попросил показать, что я вяжу. Пока я искала своих вязаных уродцев, Ваня спросил:

– А почему вязание? Бабушка, что ли, научила?

– Моя бабушка из домашнего хозяйства умела только одно – разварить пельмени и картошку до лохмотьев. А учила она меня читать книжки и знать наизусть конституцию, – ответила я, головой в комоде.

– Мощно. Респект бабушке!.. То есть вязание – это как бы твоё творчество?

– Пфф. Скажешь тоже. Творчество!

– Ну а как ещё?

– Да, наверное, никак. Не нравятся мне все эти слова. Их как-то сложно без иронии говорить.

– И «творчество» – такое слово?

– Ага.

– А «любовь»?

– Ой, ну ты загнул вообще… Любовь-морковь…

Я показала своё «творчество». Ване понравился шарф – самый перекособоченный и страшный. Так сказать, ранний этап. Но жест я оценила. Сказала: «Забирай». Подумала про себя: бедный, придётся ведь носить из вежливости.

А он носил просто так, без вежливости, чем меня удивил. Он меня вообще много чем удивил.

Во-первых, он не хотел нравиться. Но не как Серёжа – намеренно вставая в позу бэд боя. Нет, иначе.

Где-то через месяц нашего романа мы вернулись в место первого свидания – «Дом 12». Столиков не было – ни тогда, ни в самый первый раз, мы сели за баром. Заказав, Ваня спросил:

– Помнишь, я пришёл к тебе сюда, в свитере додика? А ты всё равно продолжила общаться со мной.

– Забудешь такое. Даже я не смогу связать хуже.

– Конечно сможешь!

Я разозлилась.

– Ну и чего ты вообще его напялил, если знал, что он уродский?

– Потому что он нравится мне, вот почему.

Вот так. Коротко и ясно. Ему он нравится. Вот почему.