Голод Рехи

Он не чувствовал себя настолько слабым даже в детстве, даже в тот день, когда его с головой засыпало песком. Тогда Рехи стремился, барахтался и боролся, сражаясь с силами природы. Так же он вытаскивал себя после урагана, так же брел в неизвестность. Он двигался и что-то еще совершал. А здесь оставалось ждать приближения ледяной неизбежности. Она читалась в затуманенных глазах Ларта: постепенно он прекращал борьбу, страдания перешибли его волю. К тому же он еще возле гор счел, что выполнил до конца свой долг проводника. Но неужели из-за этого следовало умирать? Или они оставались лишь фигурами в игре Двенадцатого? Его послушными куклами? Рехи не желал услышать ответ на свой нехитрый вопрос. Но все же Ларт почти в привычной манере небрежно скривил спекшиеся губы:

– Что делать? Добей… добей меня.

Короткий смешок разнесся новым приступом кашля, смешанного с желчью.

– Но ты же… Зачем ты это?! – проскулил Рехи, вновь закрывая лицо руками. Лучше бы он заплакал, как это умели прошлые люди. Ему же оставалось только глухо выть. Вой и рык – два клича пустоши, выражение всех ее чувств.

Ларт долго молчал, борясь с бунтующей оболочкой, с этим некогда ловким телом, которое прошло столько битв и испытаний. Теперь его отравлял медленный яд. Может, стрелу чем-то пропитали, может, она прорвала важные органы. Тело ведь и само себя отравляет, без ядов, достаточно лишь нарушить правильный порядок вещей. Тело мира тоже кто-то ранил. Но понимание этой новой истины ничем не помогло. И не нашлось же на убитых в горах предателях панциря или кольчуги. Ничего не нашлось, а все совпало вот так в один момент. Знали о засаде, но не ожидали стрел.

– Добей. Мой путь окончен. Я тебя довел. Дальше ты прорубишь дорогу сам, – после затянувшейся хриплой паузы выдохнул Ларт. – Пока мы шли, я понял: ты должен дойти до своей Цитадели. Считай это озарением. Ты – и только ты. Один. Разрушенная Цитадель ждет не меня, не я вижу линии мира.

Он вновь вцепился в предплечье Рехи, даже немного приподнялся, шумно выдыхая. В широко раскрытых глазах виднелось отчаяние пополам с лихорадочной радостью. Довел. Он довел. А если бы не довел, так не подставился бы под стрелу? Избежал бы злого рока? Не хотел он никакой мести, не желал находить Бастион – с момента разрушения деревни вел упрямым проводником, даже если и противился сначала.

Но Рехи претила участь Стража. Неужели предстояло и ему смириться? Глупо, жестоко, бессмысленно. Если так и устроен мир, если способен только отнимать, пусть лучше разваливается. Падающий с неба пепел доказывал неминуемость конца. Он залетал в пещеру и душил Ларта. Рехи пытался кое-как завесить, загородить вход, но серые хлопья вились бураном.

Возможно, небо осыпало их прахом из-за потревоженных линий: в беге обратно к скалам Рехи не задумывался, какие «веревки» дергает, какие из них рвутся, его тогда вообще мало занимали судьбы вселенной. Наверное, так же позабыл о своем долге лиловый жрец, когда топил корабли. Выходит, они мало отличались. Да толку-то? Рехи подозревал, что жрец тоже никого не спас, иначе не постигло бы всех проклятье коллективного помешательства. В Бастионе оно достигло пика, раз последователи культа, напоровшись на меч, умирали со счастливыми улыбками фанатиков. Рехи поморщился, и вновь все его внимание сконцентрировалось на мучениях Ларта.

– Ну, что мне еще сделать? Что еще?.. Я не позволю тебе умереть, – бормотал вполголоса Рехи. Он порезал вену на левой руке и попытался влить кровь в приоткрытый рот друга. Губы того оказались сухими и истонченными, над ними сильнее обычного выступали клыки, уже неспособные яростно кусать и рвать плоть. Минуло все, все умчалось в прошлое. И нет надежнее тайника, нет вероломнее врага.

Еще накануне Ларт жадно принял бы дар, но теперь лишь поперхнулся, долго и мучительно изрыгал желчь, скрючиваясь и тут же с задушенным криком выпрямляясь. Рехи держал его за плечи и тихо стонал, как будто это его прошила стрела, как будто это он умирал. Какая-то его часть точно. Навсегда, неминуемо.

Ларт скреб по камням, стесывал ногти и таращился куда-то в темноту, явственно видя уже не своды пещеры, а, возможно, своих сгоревших полукровок, своего Ветра. Верный ящер звал всадника, Рехи казалось, что он тоже наблюдает эти картины. Но он не хотел отпускать, поэтому положил голову Ларта себе на колени, исступленно гладя его лицо и перебирая волосы, как тогда, в пещере. Друг успокоился на какое-то время, замер.

– Рехи, – произнес он вскоре тихо, но пугающе твердо. – Не смей, не смей продлевать мои страдания. Сделай то же, что я сделал для Теллы: просто добей.

Голос его отзывался звоном стали, отчетливо, ясно. Даже теперь он оставался суровым командиром, который не терпит прекословящих подчиненных. Но Рехи никогда не подчинялся приказам:

– Ни за что!

– Рехи…

– Нет, нет-нет-нет, ни за что, – твердил упрямо Рехи и растирал ледяные руки Ларта, пытаясь согреть его, и плотнее укрывал своей туникой.

– От тебя только холоднее, эльф, от тебя так холодно… Холодно… – мученически простонал Ларт и закусил губы.