Он напоминал себе, что никому из прошлого уже не помочь. Они все умерли, сгинули три сотни лет назад. А вслед за ними мир. За невинно загубленных отомстило Падение, которое навеки стерло блеск с лат рыцарей армии победителя. Не стало никого. Но как? Ради этого знания Рехи и удерживал себя в вынужденном сне. В этом скорбном кружении таился ключ к истинному греху Двенадцатого.
«Если все так просто. Если для вызова Оружия, Разящего Неправого, нужно всего лишь верно назвать грех, то я должен разузнать, в чем дело. Или не я… Или это лиловый жрец хочет, чтобы я узнал. Ведь он же давал мне подсказки в пути! Ну, давай, лиловый, очухивайся тут в замке, расскажи мне, как победить твое безумное божество!» – уговаривал Рехи, проходя сквозь стены.
Взору предстал знакомый зал, только фрески на стенах еще не облупились, еще не испортили их зарубки пленника. По центру монолитом стоял длинный стол, но вокруг него уже не толпились министры, не двигал фигурки кораблей сбежавший адмирал. Лишь ветер трепал загнутые края карт, точно сломанные крылья замерзающих птиц. К чему карты, когда не осталось королевства? Разделенные земли рано или поздно кто-то объединяет каленой дланью. Брат идет на брата, чтобы летописцы победителя записали в хрониках, как расцвело объединенное королевство.
Только Страж Мира оказался в стане слабого короля. Выходит, брат его был хитрее и умнее, если даже такой козырь не помог городу. История ненависти осталась под пылью веков, но Рехи глотал ее терпкую горечь. Уже не ради ответа, а для понимания правил самого мирозданья. За год заточения он научился мыслить, благодаря тишине и разговорам с Митрием. Слишком многое понял, чтобы равнодушно наблюдать за исчезновением тех, кто так долго снился. Хотя он изначально догадывался, к чему ведет эта война. Но теперь не хватало слов для едких замечаний.
Он стоял посреди зала, где слабо трепыхалось пламя единственного масляного светильника подле трона. Под балдахином застыла мрачная фигура, сливающаяся с темнотой. Покинутый тусклый отблеск власти в сумерках королевства. В нем сквозило одиночество – как вечная драма, как чья-то боль на раскрытой ладони пустой бесконечной вселенной.
– Вот и явился мне вестник конца. Ты ли сам, Тринадцатый? – донесся слабый голос. Рехи оглянулся, но за спиной никого не оказалось. В зал, содрогавшийся от череды выстрелов, никто не заходил.
– Да, ты, – вновь окликнули Рехи, и он устрашился своего присутствия, но ответил:
– Нет. Не Тринадцатый. Но вестник конца.
С ним говорил король, который напоминал изможденную тень в побитых молью мехах. Мантия не спасала от холода, шедшего изнутри. Тень обреченности нависла над его головой, которую еще венчала корона. Уже на следующее утро эта высоколобая голова могла откатиться из-под топора. Неизбежность и неизменность прошлого не позволяли Рехи ободрять нежданного собеседника.
– Значит, сбылось пророчество Стража Мира. Значит, не просто так посещали его видения в бреду, – вздохнул король, устало закрывая ладонями лицо. Он не страшился пришествия темных гонцов: реальность пугала больше призраков.
– Король, послушай, спасай Мирру! Бегите через старый акведук, там есть выход из Бастиона! – воскликнул Рехи, когда осознал, что ему отвечают, что он говорит не с пустотой. Но именно в тот миг раскрылись двери и в зал вошел понурый воин с перебинтованной головой. Король встрепенулся, и смутный образ пришельца из будущего исчез для него. Рехи увидел, как собственные руки вновь затянула дымка прозрачности.
– Будь прокляты предатели-эльфы, будь прокляты наемники-пираты. Конечно, их перекупил ваш брат. Они хотя бы поплатились, когда затонули корабли, – измученно прорычал воин, наверное, один из полководцев разбитой армии. Следом за ним влетел жрец в бордовом, один из членов совета. Ныне его яркое одеяние было покрыто пятнами крови и копоти. Он едва стоял на ногах, говоря спекшимися губами:
– Ваше Величество, Храм Надежды сожгли дотла.
Король вздрогнул и сдавленно охнул:
– Внутри кто-то был?
– Да. Немало несчастных горожан. Они укрылись за толстыми стенами, надеясь на милость Деметрия, – отозвался виновато жрец. Но ведь не он заваливал двери и поджигал сено под окнами, не он равнодушно слушал крики задыхавшихся людей.
Рехи отчетливо вспомнил недавно виденный собор. И вновь внутри поднялась волна злости при мысли о равнодушии Митрия.
– Лучше бы помолились Двенадцатому. А впрочем, он оставил нас, так же как Деметрий… – зло бросил раненый полководец. Король бессильно раскинул руки и отрешенно сказал:
– За что? Неужели деяния моего брата – это божья воля? С нами был Страж Мира, мы не могли проиграть. Двенадцатый, за что ты меня наказываешь? За что терзаешь?
Он поднимал глаза к мучительно знакомому куполу, по которому уже змеилась сеть трещин.