Гилкрайст положил пухлые руки на свои округлые колени. Это был характерный для него жест, предвещавший, что сейчас он выскажет некое веское мнение. Я уже успел привыкнуть к нему с тех времен, когда мы вместе проводили вечера за кружкой пива, плачась друг другу о прискорбной участи способных врачей, приговоренных практиковать в маленьких провинциальных городах.
– Мне кажется, вы напрасно тратите время, Суини, пытаясь разобраться в подробностях личной жизни Нелли Вуд. Назовите меня профаном, но я считаю, что она стала жертвой маньяка, которого прежде в глаза не видела.
Суини снова передернул плечами:
– А кто сказал, что я с вами не согласен? Подобная версия не отвергнута. Но полицейский должен тщательно выполнять свою работу. Нельзя игнорировать ни одну из существующих вероятностей. – Он поднялся порывистым и легким движением птицы, взлетающей с ветки. – Мне надо идти, дел по горло. Нужно организовать проверку некоторых местных жителей в Мысе Талисман, выяснить, не появлялись ли чужаки в окрестностях прошлым вечером, установить всех, кто покупал здесь в последнее время китайские фонари. Это и многое другое. Барнс, мне очень понадобится ваша помощь.
Гилкрайст тоже встал.
– И мне пора бежать. Я уже опоздал к приему в своей клинике, как и с визитом в тюрьму. – Он повернулся ко мне: – Между прочим, Уэстлейк, Суини рассказал вашу диковатую историю о могиле на старом погосте. Хочет, чтобы я определил, чье это захоронение. Без труда могу навести справки. У нас есть подробный план кладбища в помещении управления здравоохранения. Ближе к вечеру я закончу с основной работой, и мы сможем отправиться туда, чтобы вы показали, чей именно прах был потревожен. Договорились?
– Конечно.
Суини раздраженно фыркнул.
– Девушек убивают маньяки, а по ночам кто-то разрывает могилы. Это место напоминает какой-то сумасшедший дом. А всеми уважаемый полицейский должен во всем разобраться, чего от него ожидают все. Пойдемте, Гилкрайст. За мной, Барнс.
И все трое поспешили удалиться.
Моя и без того достаточно тонкая связь с расследованием убийства после их ухода окончательно оборвалась. И, несмотря на все еще не удовлетворенное любопытство, я был только рад получить передышку. Отправившись в свою комнату, облачился в купальные трусы и захватил удочку для ловли рыбы с берега. Продолжался прилив, и я мог пару часов порыбачить до самого обеда.
Затем прошел по коридору до номера дочери, чтобы забрать двух своих подопечных. К этому моменту Дон и Бобби уже забыли о Библии и занялись какой-то особой разновидностью борьбы. Я застал их на полу с раскрасневшимися лицами, сцепившимися в схватке.
– Пойдемте, ребята, – сказал я. – Мы возвращаемся на пляж.
Оба тут же вскочили на ноги. Дон тяжело дышала, но смеялась. Бобби, хотя его щеки и побагровели, выглядел по своему обыкновению серьезным. Он посмотрел на меня своим пристальным взором и выдал:
– Он шмотритша еше глупее в швоих купальных трушах.
Насколько я знал, Бобби Фэншоу никогда прежде не пришепетывал.
Час от часу не легче!
Сохраняя чувство собственного достоинства, я вышел из комнаты. Они последовали за мной. Скоро я уже стоял в полосе прибоя, с непобедимым оптимизмом ожидая поклевки, которой так и не случилось. Дети вернулись к своей замысловатой игре в «черный бриллиант».
Они играли до обеда и продолжили после еды. Гилкрайст пока не появлялся. Несмотря на напряженную атмосферу в гостинице и несколько встревоженные, бледные лица некоторых ее обитателей, это мог быть обычный, окрашенный в золотисто-синие тона день на мысе Талисман, похожий на все другие, которые очаровывали меня своей размеренностью.
Приближался вечер. Небо на западе приобрело темно-красный оттенок, и его ласкающая глаз красота словно согрела своим сиянием океанский простор у горизонта. Я отправил детей переодеваться, сам сменил одежду, а поскольку долго стоял по колено в воде, слегка продрог и решил перед ужином быстрым шагом пройтись по дюнам.
В этот предвечерний час пустынный пейзаж с песчаными холмами и травой, растущей клочьями, подобной жестким зеленым волосам, начинал приобретать какие-то почти неземные признаки. Все очертания стали смутными, и четко виделся только силуэт старой церкви, одиноко возвышавшейся на мысе вдали – единственное творение рук человека на фоне песка и скудной растительности.
Но я даже не предполагал, что сумерки могут навеять пугающие мысли, пока вдруг не заметил впереди чью-то фигуру. В этом странном освещении она показалась мне необычайно крупной. Находилась между мной и самым краем церковного двора, держась неподвижно и очень прямо, словно вырезанная из серой замши, на которую теперь было похоже небо.
Передо мной открылся крутой склон впадины в дюнах. Подчиняясь какому-то безотчетному первобытному инстинкту, я укрылся в ней и продолжал наблюдать поверх кромки следующей дюны.