Преисполненный внезапной решимости, я направился по дюнам в противоположную от отеля сторону к тому месту, где видел вторую, застывшую в ожидании фигуру. Если честно, то я не питал особой надежды застать на месте того, кто вручил Мэрион Фэншоу столь восхитивший ее букет.
Однако уже скоро я заметил высокий и темный силуэт, который теперь шел мне навстречу.
Мгновением позже мы пересеклись. Оба остановились, всматриваясь друг в друга в окончательно наступивших сумерках. Раздался голос – низкий, но мелодичный, слегка манерный:
– А, доктор Уэстлейк! Как я вижу, вас тоже покорила красота этого чудесного вечера.
Смутная фигура передо мной предстала в виде мисс Хейвуд. И теперь, конечно же, у нее в руках уже ничего не оказалось.
– Добрый вечер, мисс Хейвуд.
– Вы только посмотрите на краски неба! Смотрите сейчас, чтобы уловить их последние отблески. Это какое-то перевернутое малиновое озеро! Природа вечно остается прекрасной, сколько бы зла ни творили люди, доктор Уэстлейк. Кто может сейчас себе представить, что только прошлой ночью поблизости было совершено ужасающее убийство? Еще утром я хотела немедленно уехать. Меня не назовешь храброй женщиной. Но инспектор пока никого не отпускает, и я в какой-то степени даже рада этому. Мне был дарован восхитительный вечер!
Меня же не оставляло ощущение, что восприятие прекрасного в мисс Хейвуд было несколько гипертрофировано. Надеясь слегка встряхнуть ее, я внезапно спросил:
– Как продвигается ваша живопись? Вы начали натюрморт с восковницей?
– Восковницей? – повторила она эхом за мной.
– Да, мисс Хейвуд. Прошлым вечером вы, помнится, собирались сделать набросок с веток восковницы.
– Ах да, да. – В ее голосе снова зазвучали восторженные нотки. – Но только боюсь, эта ужасная трагедия заставила меня на время забыть об искусстве.
Мы недолго стояли молча, разглядывая друг друга, если только можно было разглядывать кого-то, ставшего почти неразличимым.
Мисс Хейвуд тихо и очень эстетично вздохнула.
– Вероятно, начну писать завтра. И, как я надеюсь, погружение в живопись поможет забыть эту… Этот ужас.
На ней было надето что-то вроде артистического и свободного балахона с множеством внутренних потайных карманов. Она долго рылась в них, прежде чем достала и очередным изысканным жестом поднесла к губам тончайший белый носовой платок. При этом я краем глаза уловил, как нечто серое и плоское скользнуло на песок. Поднял упавшее.
Это была купюра в пятьдесят долларов.
Мне показалось довольно странным, что мисс Хейвуд вот так запросто носит с собой пятидесятидолларовую банкноту[7]
.– Кажется, это выпало из вашего кармана, мисс Хейвуд, – сказал я.
Сначала она в недоумении вытаращила на меня глаза, но потом поспешным движением выхватила бумажку из моей руки и сунула на прежнее место.
– Да, спасибо, доктор Уэстлейк. Вы очень любезны. Большое спасибо.
Затем она оставила меня в одиночестве, поспешно направившись в сторону гостиницы.
Мэрион Фэншоу с букетом восковницы, который собрала не она сама. Мисс Хейвуд с пятидесятидолларовой купюрой в кармане. Очень странно. Более чем странно…
XII
Уже на подходе к отелю я заметил еще одного мужчину, который шел со стороны пляжа, запустив руки в карманы брюк. У двери на террасу мы оказались одновременно. Это был Вирджил Фэншоу.
– Привет, Уэстлейк, – сказал он. – Ходил прогуляться. А то весь день просидел с Мэрион. Но потом она сама настояла, чтобы я вышел и подышал свежим воздухом.
– Ваша жена все еще нездорова? – осторожно поинтересовался я.
Его грустные, немного рассеянные глаза всмотрелись в мое лицо.
– Боюсь, что да. Нервы, знаете ли. Принесу ей ужин из столовой на подносе. Надеюсь, она хоть что-нибудь съест. С ней все будет в порядке, как только я смогу увезти ее отсюда. Я это прекрасно понимаю.
Теперь и я сам многое прекрасно понимал. Мэрион умышленно выбрала время для свидания так, чтобы под любым предлогом отослать мужа из гостиницы, а ее первоначальный испуг при столкновении со мной в дюнах был вызван опасением, что она невольно встретится там с Вирджилом.
Воистину они представляли собой необычную пару – супруги Фэншоу.
– Очень мило с вашей стороны позаботиться о Бобби, – продолжал между тем Фэншоу. – Как вы думаете, ему можно будет поспать сегодня ночью в комнате Дон? Я не слишком ловок в обращении с детьми, а когда Мэрион нездорова, Бобби плохо действует на ее нервную систему.
Я заверил его, что Дон будет только счастлива поиграть в няню пятилетнего Бобби. Он еще раз поблагодарил меня и отправился разыскать повара и попросить его накрыть ужин на подносе.
Поднявшись наверх, я понял, что и Дон тоже обнаружила все достоинства трапезы в номере. В ее комнате уже установили дополнительную раскладушку, и Бобби, сидя на ней в пестрой полосатой пижаме, поедал овсяные хлопья с молоком. Дон пристроилась за столом и наслаждалась куда как более обильным ужином, состоявшим из жареного цыпленка и огромного шара мороженого на десерт.