Голубая лагуна [сборник]

Дорога была та же, по которой вел их Феликс, но идти стало гораздо труднее: там, где почва раньше была твердой, она стала мягкой, там, где была эластичной, теперь превратилась в трясину; вокруг сделалось мрачней, и лес наполнился журчанием: во всех ложбинах слышался плач и рокот вод; тонкие струйки воды превратились в ручьи — ручьи в потоки.

То же происходило и в слоновой стране; высохшее русло, в котором они нашли труп слона, превратилось в бушующую реку. Стада слонов и антилоп тучами блуждали по равнинам. Сто тысяч потоков мчались от Таганайки к Янджали, сливаясь в реки, бегущие в едином направлении — к Конго и морю.

На второй день пути случилось неприятное происшествие: один из носильщиков, отпущенный от носилок для отдыха и замешкавшийся позади, был укушен змеей.

Он умер, несмотря на все старания Адамса спасти его, и, предоставив леопардам распорядиться его погребением, они проследовали дальше.

Но солдаты, капрал в особенности, странно отнеслись к этому событию. Эти кровожадные злодеи, черствые и бесчувственные к смерти, почему-то казались приунывшими; когда остановились для привала, они столпились поодаль, лопотали некоторое время между собой, и наконец капрал подошел к Берселиусу и стал говорить, то и дело поглядывая на Адамса.

Берселиус выслушал его, сказал несколько слов, потом повернулся к Адамсу.

— Он говорит, что вы взяли с собой какую-то вещь, которая приносит несчастье, и что если вы ее не выбросите, то мы все умрем.

— Я знаю, что он подразумевает, — сказал Адамс. — Я принес с собой реликвию с Прудов Безмолвия. Я ее не выброшу. Можете ему это сказать.

Берселиус снова обратился к дикарю, который стоял в угрюмом ожидании; тот открыл рот для протеста, но Адамс схватил его за плечи, повернул и спровадил пинком обратно к его сотоварищам.

— Не следовало вам этого делать, — сказал Берселиус, — с этими людьми трудно справиться.

— Трудно? — повторил Адамс.

Он уставился на столпившихся солдат, хлопнул по маузеру, висевшему у него на поясе, и указал на палатку.

Люди перестали роптать, подошли, как битые собаки, на зов хозяина, взялись за палатку и установили ее.

Но Берселиус продолжал качать головой. Он знал этих людей, знал их вероломство и невыразимую бессердечность.

— Как далеко мы теперь от реки? — спросил Адамс, когда они вечером сидели у костра, для которого капрал, каким-то чудом дикого искусства, сумел раздобыть сухого топлива в измокших лесах.

— Два дня пути, — сказал Берселиус, — надеюсь, что мы достигнем ее.

— О, несомненно, — отозвался Адамс, — и знаете ли, почему? Мы достигнем цели именно благодаря тому талисману, который я несу с собой. Он дан мне свыше для того, чтобы я доставил его в Европу и показал людям, какие творятся здесь дела Сатаны.

Берселиус наклонил голову.

— Вы, пожалуй, правы, — проговорил он наконец медленно и задумчиво.

Адамс не добавил ни слова. Великая перемена в его спутнике словно воздвигла преграду между ним и тем отвращением, которое он испытал бы в том случае, если бы Берселиус остался самим собой.

Великий человек пал и лежал теперь, сраженный судьбой. Видение сцены безумия у Прудов Безмолвия навсегда поставило его в глазах Адамса на особую высоту. Его постигла великая кара, и кара эта еще тяготела над ним.

На следующий день они продолжали путь. Солдаты были веселыми, как будто забыли о своей претензии, но Берселиус был менее спокоен, чем когда-либо. Он знал этих людей и знал, что развеселить их могут только измена, злодейство или смерть. Однако он ничего не говорил, зная, что слова останутся тщетными.

Поутру они, проснувшись, увидели, что солдат и след простыл; вдобавок они прихватили с собой носильщика и столько припасов, сколько им удалось похитить, не потревожив белых.

— Я так и думал, — сказал Берселиус.

Адамс рвал и метал, но Берселиус оставался совершенно спокойным.

— Чего я больше всего боюсь, — это того, что они сбили нас с пути. Обратили вы внимание, держались ли мы колеи до самого конца дня?

— Нет, — сказал Адамс, — я за этим не следил, я просто шел за ними. Но ведь это ужасно. Если так, то мы погибли!

Дело в том, что каучуковый путь представляет собой настолько слабо очерченную колею, что европеец мог удержаться на ней, единственно только не сводя глаз с земли. Другое дело туземцы, у которых глаза в ногах: эти проходят здесь с грузом даже впотьмах.

Адамс тщательно осматривал землю, но не нашел никакой тропы.

Все это нам придется бросить, — сказал Берселиус, указывая на палатку и носилки;— я теперь в силах идти пешком, пойдем напрямик через лес и предоставим остальное судьбе.

— В какую сторону? — спросил Адамс.

— Это безразлично. Они сознательно сбили нас с дороги; и мы не имеем ни малейшего представления о том, в каком направлении находится река.

Глаза Адамса упали на завернутый в тряпку предмет. Это был талисман.

Он стал рядом с ним на колени и тщательно развернул тряпку, не нарушая положения черепа, потом отметил направление глазных впадин.

— Вот куда мы пойдем, — сказал он. — Мы потерялись, но правда не потеряна и выведет нас на верную дорогу.

— Да будет так, — сказал Берселиус.