Голубая лагуна [сборник]

Пушечный выстрел с одного из военных судов и последовавшие вслед за тем сигналы заставили «Анну-Марию» бросить якорь. В гавани плавали обломки затонувших кораблей, и крейсировать здесь было опасно. У самого берега затонуло судно, обслуживавшее подводный кабель. Дальше, на глубине, лежали суда, оказавшиеся в гавани в момент катастрофы. Все они затонули, попав под пылающие потоки лавы. Один только «Роддэм» спасся благодаря расторопности своего капитана.

Еще до того, как «Анна-Мария» бросила якорь, помощник капитана сбежал вниз, чтобы посмотреть, что с Гаспаром. Тот лежал в прежней позе. Взгляд его был устремлен в одну точку. Он, видимо, был поглощен каким-то видением.

Едва взглянув в бинокль, Гаспар сразу понял, что стряслось. Погиб город, дорогой его сердцу, погибло все, что он любил, и для провансальца больше не оставалось в жизни утешения.

Большей трагедии, казалось, нельзя было себе представить. Отправляясь с Сажессом на остров, Гаспар оставил здесь девушку, которую он любил всем сердцем. Долго смотрела она вслед удалявшемуся кораблю, пока он не исчез из виду в туманной дали. И вот теперь нет ни Марии, ни города, а впереди неизвестность, скитания и одиночество…

Остров пальм

I. Подарок моря

Стройная и изящная, блистая на солнце своими белоснежными парусами, шхуна[6] «Раратонга» вышла одним майским утром из порта Сан-Франциско[7] и отправилась с грузом товаров на Маркизские острова[8].

В первые дни она шла хорошо. Дул попутный ветер, и судно сделало легко и незаметно, словно шутя, около семисот миль. Потом вдруг ветер упал, и паруса беспомощно повисли. Океан и воздух словно застыли. Бушующие волны превратились в тихое озеро, и только изредка зеркальная поверхность его покрывалась мелкой рябью.

Однако через два дня к вечеру снова подул легкий ветерок, и паруса надулись. Капитан шхуны Лестрендж стоял на палубе и смотрел в бинокль.

— Что это? — вдруг обратился он к штурману[9]Станнистриту, опустив бинокль и заслоняя глаза рукою от солнца.

— Где?

— Да вот там… — Лестрендж указал на отдаленный крошечный, едва двигавшийся в море предмет.

Штурман взглянул в переданный ему бинокль.

— Это крошечная пустая лодочка, плывущая по течению…

— Да, — подтвердил один из матросов, — но она не пустая, в ней что-то есть, или даже кто-то…

— Может, она нуждается в нашей помощи, ее надо нагнать, — сказал капитан.

Шхуна изменила свой курс и направилась к лодке. Достаточно приблизившись к ней, шхуна остановилась. Был спущен вельбот, куда сел капитан и пятеро матросов. Несколько дружных взмахов весел — и вельбот уже касался кормы лодки, над которой, чуя добычу, вились хищные чайки.

Странное зрелище представилось морякам. На дне крохотной лодочки лежало двое взрослых полуголых людей — совсем юные мужчина и женщина — и между ними голенький ребенок, которому было не более двух лет. Женщина держала в руке ветку с засохшими, красными «беспросыпными»[10] ягодами.

— Мертвые? — полувопросительно сказал матрос Ян.

— Нет, они, кажется, дышат…

— Ребенок, во всяком случае, жив, — сказал штурман.

Он наклонился вперед и осторожно вынул ребенка из похолодевших рук матери. Мальчик был теплый и слегка пошевелился, когда Станнистрит передавал его рулевому.

— Кто бы это мог быть, — задумчиво проговорил Лестрендж, — судя по лицам, это совсем не канаки, да и шлюпка их американского образца… — И вдруг перед ним живо всплыла история о «пропавших детях», слышанная им много лет тому назад. Капитан одного из суден потерял в Тихом океане шлюпку с матросом, племянницей Эммелиной и сыном Диком и так и не нашел их. Уж не были ли это те дети, выросшие, имевшие уже своего ребенка и найденные, по странной игре судьбы, уже мертвыми…

Тела мужчины и женщины были обернуты в чистые простыни и спущены в море, а ребенка взяли на шхуну.

К утру попутный ветер усилился, и «Раратонга» неслась на всех парусах, взбивая отражавшую звезды воду в белоснежную пену.

Боцман Боуерс стоял у рулевого колеса, когда Лестрендж, капитан шхуны, вышел на палубу.

— Ребенок хорошо себя чувствует? — спросил Лестрендж.

— О, мальчик чувствует себя прекрасно. Он просыпался ночью, и я дал ему чашку сгущенного молока с водой. Теперь он на задней штирбортной[11] койке и опять крепко спит.

Было уже совсем светло. Ветер — мягкий, но свежий — надувал паруса, казавшиеся золотыми в горизонтальных лучах восходящего солнца.

Лестрендж погасил огонь на нактоузе[12] и стал ходить взад и вперед по палубе. Вдруг он услышал голоса ребенка и Боуерса, который разговаривал с мальчиком.

Минуту спустя Боуерс появился с завернутым в одеяло младенцем, которого он нежно прижимал к себе своей огромной рукой.

Упитанный, загорелый до черноты, рыжеволосый мальчик громко смеялся и совсем не походил на взятого накануне на борт измученного ребенка.

— Он оттаскал меня за бороду, — сказал Боуерс. — Он силен, как бык, даю слово! Ну, вот, убирайся от меня и поиграй на солнце, как ты привык!..

И он вытряхнул голого младенца из одеяла на палубу.

Все матросы, даже сменившаяся вахта, окружили ребенка.