Голубая Луна

Мы почти одновременно покачали голосами. Тут уж либо понимаешь, в чем ха-ха, либо нет. Объяснить, даже себе, это практически невозможно.

Ко мне подошла Марианна.

— Рада, что у вас повысилось настроение.

Запустив руки в волосы, я почувствовала, что их уже можно выжимать.

— Могла бы тоже быть в хорошем настроении. День вряд ли станет лучше.

Марианна нахмурилась.

— Столь юному созданию пессимизм не подобает.

В своей белой, завязанной на талии рубашке без рукавов она выглядела очень хладнокровно и собранно. Рубашка не открывала живот, но создавала такую иллюзию. Наряд довершали светло-голубые шорты и белые теннисные туфли. Светлые волосы были забраны в узел и состояли из разноцветных прядей: серебристо-седых, светло-платиновых и совсем белых. У глаз и рта обнаружились морщинки, которых не было видно ночью. Ей было больше пятидесяти, но, как и у Верна, ее тело было все еще стройным и крепким. Она выглядела уверенно, спокойно и как-то слишком опрятно.

— Мне нужен душ, — заметила я.

— Поддерживаю и присоединяюсь, — вздохнула Шерри.

Зейн только кивнул.

— Добро пожаловать в мой дом, — пригласила нас Марианна.

Грузовик остановился на гравиевой дорожке у двухэтажного белого дома. У дома были желтые ставни, и с одной стороны от крыльца он был оплетен вьюнком с розовыми цветками. На широких ступенях крыльца располагались две большие кадки с белой и розовой геранью с буйно растущими, сочными цветами. Остальной двор был коричневым и просто помирал от летнего зноя. В целом, я это поддерживала. Не верю я в траву, которую надо поливать. В сухом грунте во дворе копалась небольшая компания пестрых кур.

— Мило, — сказала я.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Вон там за деревьями коровник. У меня несколько молочных коров и лошадей. А за домом есть сад. Его будет видно из твоей комнаты.

— Отлично, спасибо.

Марианна снова улыбнулась.

— Мне почему-то кажется, что тебя сейчас не очень интересует, как уродились мои помидоры.

— Дай мне принять душ, и я тут же ими заинтересуюсь.

— Мы можем выгрузить гробы, потом твои верлеопарды смогут принять ванну. Надеюсь, там хватит горячей воды на три ванны. Если двое из вас смогут объединиться, это сэкономит воду.

— Я не объединяюсь, — быстро сказала я и посмотрела на Шерри.

Она пожала плечами.

— Мы с Зейном можем пойти вместе.

Видимо, все ясно отразилось у меня на лице, потому что она добавила:

— Мы не любовники, Анита. Хотя и были. Нас… успокаивают прикосновения друг к другу. В этом нет ничего сексуального. Это… — она запнулась и посмотрела на Марианну, словно прося о помощи.

Марианна в очередной раз улыбнулась.

— Прикосновения — это одна из тех вещей, которые связывают стаю или пард. Они постоянно друг друга касаются. Приводят друг друга в порядок. Заботятся друг о друге.

Я покачала головой.

— Предпочитаю быть в ванной одна.

— Никто тебя и не просит брать с собой еще кого-то, — сказала Марианна. — Есть много способов сохранять связь со стаей, Анита.

— Но я не член стаи, — заметила я.

— Есть много способов быть членом стаи, Анита. Я нашла среди них свое место, но при этом я не лукои.

Оставив нас с Зейном и Шерри выгружать гробы, она повела Натаниеля в постель. Шерри с Зейном помогли затащить гробы в подвал и отправились принимать свою общую ванну.

Вход в подвал располагался снаружи, как в старомодных погребах. А задняя дверь была деревянной, с сеткой от насекомых. Когда верлеопарды зашли в дом, она громко хлопнула. У этой же двери меня встретила Марианна, преградив мне путь.

Она спокойно улыбалась и казалась в полном умиротворении, словно в центре собственной вселенной. От одного удовлетворенного выражения ее лица мне становилось не по себе. Мне хотелось заорать и наброситься на нее, пока ее вселенная не станет такой же беспорядочной, как моя собственная. Как она смеет быть такой удовлетворенной, когда я в таком замешательстве?

— Что не так, дитя мое? Я чувствую твое смятение, словно в стенах жужжат пчелы.

Позади дома, как ряд солдат, выстроилась шеренга сосен. В воздухе пахло вечным Рождеством. Обычно мне нравился еловый запах, но не сегодня. Видимо, настроение у меня было не рождественское. Я прислонилась к стене дома, которая пережила много непогод, а Марианнаа осталась стоять на маленьком крыльце заднего двора и смотрела на меня.

Мне в спину впивался файрстар. Вытащив его, я с облегчением сунула его спереди за джинсы. Плевать, даже если кто-нибудь заметил.

— Ты видела Верна? — спросила я почти утвердительно.

Она посмотрела на меня, и в серых глазах было невозможно ничего прочитать.

— Я видела, что ты сделала с его шеей, если ты это имеешь в виду.

— Ага, именно это я и имею в виду.

— Твоя метка у него на шее доказала нам всем две вещи. Что ты считаешь себя равной ему — не слабое заявление — и что ты пока не в восторге от его гостеприимства. Что-то из этого не так?

Мгновение я над этим размышляла, потом ответила:

— А я вообще никого не признаю доминантом. Может, они и смогут избить меня или убить, но от этого они не лучше меня. Сильнее — не значит лучше, или доминантнее.

— Есть те, кто с тобой поспорил бы, Анита, но я к ним не отношусь.