Голубая роза

– Если бы он ее задушил, он бы точно уничтожил свой номер телефона, я не засовывал бы его в чужую папку. Так что не преувеличивайте. Может, она просто его пациентка? Он же популярный врач, разве не так?

– Вот и сказал бы тогда: это моя пациентка, ах, какой ужас!

– Он мог не сразу вспомнить ее лицо, у него, наверное, много пациентов.

– Вы его адвокат? «Не мог вспомнить», – нервно передразнила Айше. – Он же окулист, а не гинеколог, лица видит! А знаете, – вдруг сообразила она, – его адвокат – мой брат. И папка была в его офисе. Ведь главное-то не то, откуда его телефон у девушки, а то, откуда этот листочек в моей сумке. Она-то могла его из газеты выписать или у подружки взять. Чтобы линзы сменить, например.

– Слава богу. Кажется, вы пришли в себя. По крайней мере, стали говорить разумные вещи. Теперь можно продолжить наше сотрудничество. А то на вас было страшно смотреть. По-моему, нам из-за этого даже не несут счет, – Кемаль оглянулся, и, действительно, официант возник около столика сразу же, как будто только и ждал, пока эта пара выяснит отношения.

«Наверное, со стороны это так и выглядит, – подумала Айше, – влюбленные сначала были увлечены разговором и друг другом, потом поссорились, теперь помирились. Странно. Все в мире так странно. Все выглядит не тем, что на самом деле есть. Кажется, это у кого-то из французских символистов было? Господи, уже начинаются провалы в памяти. Когда это было, чтобы я не вспомнила подходящую цитату? Кстати, память, память…»

– У вас правда какая-то особенная память? – невпопад спросила она Кемаля, отдававшего деньги официанту.

Он удивленно посмотрел на нее. Интересно, при чем тут память? Понять бы ход ее размышлений.

– Я думал, вы скажете, что я не должен сам платить по счету. Спасибо, что не сказали. А память у меня, по общему мнению, хорошая. Мы же с вами весь ваш разговор с Сибел практически восстановили. Значит, я все запомнил правильно.

– Да я и думать не могла об этом счете! Но по-прежнему считаю, что платить мы должны были пополам. И я непременно с вами рассчитаюсь.

– Только не здесь. Айше, будет неудобно и неприлично, если вы сейчас начнете доставать и отдавать мне деньги. Так зачем вам понадобилась моя память?

– Можете вспомнить, что вы говорили в машине до того, как я ушла в ректорат? Дословно?

– Постараюсь. Но мы о многом говорили…

– Вы что-то рассказывали: то ли о месте преступления, то ли о том, как ее могли задушить… и я в тот момент что-то вспомнила или почувствовала. А что – не могу понять, и меня это раздражает и отвлекает.

– Тогда будет лучше, если мы сядем в машину, – предложил Кемаль, – поедем в ваш район, и ситуация будет почти такая же. Вам будет легче вспомнить. Все равно нам пора уходить.

– Хорошо, – Айше встала, слегка поправила юбку и потянулась за сумкой. Заметила папку, до сих пор лежащую на столе. – А что с этим делать? Отдать Сибел? Или это теперь улика вместе с тем листочком?

– Увы, – согласился Кемаль. – Я все-таки не частный сыщик, а полицейский. Папку я заберу. Вместе со всем содержимым. Но…

– Но?

– Вы будете рады, если я отдам ее в отделение завтра? А сегодня мы могли бы поговорить со всеми заинтересованными лицами.

– Вы же не хотели никому звонить, когда я предложила.

– Вы предложили спросить их в открытую, не вкладывали ли они туда этот листочек. И на это я не могу согласиться.

– Но придется объяснить Сибел и брату, почему я не отдаю папку. Не говорить же, что я ее потеряла.

– Нет, конечно. Вы же писатель – вот и сочините более правдоподобную историю.

– Я вчера уже одну сочинила. Теперь не знаю, как из нее выбраться. Сочиненные истории, знаете ли, затягивают, как болото. Больше я врать не стану.

Сумочка решительным движением была перекинута через плечо; папка перешла во владение Кемаля; каблучки застучали по мраморному полу; и официант, без особого интереса наблюдавший за уходящими клиентами, услышал, как мужчина сказал своей даме:

– Так-таки никогда в жизни и не солжете?! Вот и отлично. Давайте посплетничаем, а?

«Чего только люди не говорят! Бред какой-то. Даже не поймешь, что у них за отношения», – впрочем, надолго задерживаться на этом молодой официант не стал: если обращать внимание на все разговоры клиентов, недолго и свихнуться. Лучше бокалы протереть сухим полотенцем, когда делать нечего, чтобы сверкали.

– О моих близких? Вам не кажется, что это не этично?

– Не этично душить молодых беременных женщин. А все, что делается для их поиска, этично.

– Все? – она взглянула на него вдруг сделавшимися огромными глазами. – Не слишком ли просто? И доносы, предательство, обман, подслушивание?

– Давайте не будем начинать чисто теоретическую дискуссию, – попросил собеседницу Кемаль. – Я немало над всеми этими вопросами думал. И граница между доносом и помощью следствию для меня, например, ясна.

– Да? Тогда вам легче жить. И где же эта граница?