Голубая роза

– Да, задумчиво проговорил Кемаль, – странно, что ее не уничтожили. Видимо, в этом есть какой-то смысл. Как и в оставленном чулке. Значит, вы настаиваете на своей версии?

– Конечно! – воскликнула Айше. – Ну пожалуйста, господин Кемаль, давайте вместе (опять вместе!) подумаем, что все это может значить! Я не хочу снова остаться наедине сама с собой во всей этой неразберихе. В конце концов, я боюсь! Да-да, что вы на меня так смотрите? Боюсь. И если бы вам убийца или кто-то подсунул в сумочку улику – вы бы тоже боялись! Надо все выяснить. Давайте прямо сейчас позвоним брату и Сибел с Мехметом и обо всем спросим!

– Не думаю, что это будет правильно. Скорее всего, тот, кто положил листочек в папку, ничего не скажет. А мы проинформируем его о том, что мы знаем.

– Вы говорите «мы»? – с надеждой спросила Айше.

– Говорю. Вы же просили «вместе» подумать. И даже произносили слово «единомышленники». И я с радостью буду на вашей стороне, и помогу вам, если нужно, и приму вашу помощь, и подарю вам кучу сюжетов для ваших романов – если вы мне ответите на один-единственный вопрос.

– Какой? – напряженно и неестественно звучит, нехорошо, увы, нехорошо и неубедительно.

– Почему вы ничего не говорите о том, кому принадлежит этот номер? Или я должен поверить, что вы и этого не знаете?!

Глава 14. Сплетница

– Вытеснение, – сказала Айше. Глядя в сторону. После паузы. И вздоха. Или глубокого вдоха?

– Что «вытеснение»? – не понял Кемаль. – Мстите мне за «микрочастицы»?

– Что-что? – она была озадачена и вновь смотрела прямо на него, не пряча взгляда.

– Получилась такая же модель диалога. Помните? «Микрочастицы. – Что микрочастицы?» – и я стал объяснять. Только теперь мы поменялись ролями. Объясняйтесь.

– Есть такой термин у психологов. Все, что нам неприятно, о чем мы, пусть неосознанно, не хотим или боимся думать, вытесняется из нашего сознания.

– И вы не хотите или боитесь…

– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Откуда его телефон у этой девушки? И почему он вчера ничего не сказал?

– Ну, это-то как раз самое простое. Он мог ничего не сказать по самым разным, причем безобидным причинам. Вы ведь тоже вчера говорили совсем не то, что сегодня.

– Or any other reason why, – пробормотала она и тут же объяснила: – Это такой английский стишок, не берите в голову. По каким, например, «безобидным» причинам?

– Мало ли. Он же сначала не знал, что речь идет об убийстве, а когда узнал, испугался, что уже поздно откровенничать. И вообще, люди не очень любят разговоры с полицейскими, если их лично проблема не затрагивает. Так ведь проще: не видел, не знаю, понятия не имею.

– А вы уже знали, что там был его телефон? – вдруг встрепенулась Айше. – Почему вы мне сразу не сказали? Меня это, между прочим, касается. Вы должны были сказать!

– Должен? Во-первых, я не знал точно. На том листочке в сумочке последняя цифра не отпечаталась. Мы запросили телефонную компанию, и они прислали десять номеров и имен их владельцев. Их сейчас, наверное, всех опрашивают и проверяют.

– А вы видели этот список? И не заподозрили? Или вы забыли его имя?

– Айше, пожалуйста, – он не заметил, что назвал ее просто по имени, – не надо так нервничать. И так со мной разговаривать. Я не мог вам этого сказать. И не потому, что не был уверен, это вы и сами поняли. И не из-за того, что это служебное преступление: я вам рассказал о расследовании достаточно, чтобы вы мне поверили. Но это… как я мог вам сказать? Что ваш жених замешан в убийстве? А вдруг нет? Зачем тогда вам это знать?

– Я уже говорила, что он мне не жених. И дело не в этом. Но если бы был жених, то тем более я должна все о нем знать! Он мне ничего не сказал, ни слова об этой девушке и об убийстве, а теперь выясняется, что…

– А разве вы ему сказали о Сибел и о том, как вы стали свидетельницей?

– Нет. Но если бы он завел об этом разговор, я бы с удовольствием все ему рассказала. Вот рассказала же я вам – и мне стало легче. Если бы он был совсем ни при чем, он бы что-нибудь обязательно сказал.

– Я бы не был столь категоричен. Все люди по-разному реагируют на одни и те же вещи. Одни постоянно говорят о том, что их беспокоит, другие, наоборот, об этом-то и молчат. Может, он действительно ее никогда не видел и не придал значения всей этой истории. Разве ему больше не о чем говорить и думать? – «Странно, я защищаю его перед ней. Еще вчера бы не поверил, что смогу делать это искренне». – Может, его больше волнует, почему вы не собираетесь за него замуж?

– Не надо переводить разговор. И не надо меня жалеть.

– Так говорят феминистки, да? Я вас не жалею. Но думаю, что, будь я на месте доктора Октая, меня бы больше интересовал этот вопрос, а не убийство.

«Будь я на месте… представьте себя на ее месте… Что-то он такое говорил в машине – и я почти вспомнила. Что? Что я вспомнила? Проклятое вытеснение! Связано ли это с Октаем? Кажется, нет. Откуда у убитой его телефон?»

– Не надо меня отвлекать от неприятных мыслей. Лучше помогите разобраться. Даже если Октай лично задушил эту девушку – лучше мне об этом знать.