Голуби в берестяном кузове

Ещё не начался рассвет, а в доме Сахлопивура уже никого не было. И если кто-нибудь решил бы вдруг зайти к пещернику, то не нашёл бы даже следов, не то что тропинки к оврагу на опушке леса у Древляны. Снег лежал ровным полотном, словно здесь никто и не бывал.

Старый Ольсинор в полусумраке коридора, еле освещённого крохотным светлячком, повисшим в воздухе, ещё раз взглянул придирчивым взглядом на тщательно заметённый снегом вход в туннель. И остался доволен проделанной работой. Потом нащупал на каменистой стене выступ и надавил на него.

Тяжёлая каменная плита выехала справа, перекрыв полностью проход. Нора Схлопа и конюшня тоже были теперь надежно закрыты. Своего коня Ольсинор отдал Свею, когда оказалось, что княжич без лошади, а двух лохматых пони Ригурн уже увёл в крепость.

Полянин неслышно уходил в темноту, разгоняя её летевшим впереди него светлячком. Таких созданий теперь немного осталось. Это был крошечный магнод Ог. Их род издавна жил в Ивии, и, пожалуй, только поляне про них и знали.

Магноды жили на деревьях. Маленькие, очень маленькие… ростом с большого жука, но имели человеческий облик, если бы не крылья. Два небольших светло-розовых кожистых крылышка, которые светились, когда магнод попадал со света в темноту.

Обнаружил магнода однажды стеклодув, который будучи недовольным отлитым слишком толстым выпуклым стеклом, рассматривал его на свет. Испорченное стекло увеличило вдруг всё, что находилось позади него. И изумлённый стеклодув увидел человека, сидевшего напротив, на дереве, с копьем в руке, на котором болталась змея, но что самое невероятное было в этом человеке – это крылья.

Это потом оказалось, что он увидел магнода с червяком на копье. Поляне тогда сильно переполошились, как же – в их стране живут ещё какие-то существа, а они про них не знают. Маленький человечек же, когда понял, что его видят, отчётливо, на самом хорошем полянском языке, сказал:

– Кажется, тут кто-то ещё есть, не правда ли, верзила?

Звали магнода, победивщего страшного червяка-змею, Огом. Ольсинор частенько стал приглашать его к себе, в свой дом среди высоких сосен на берегу лесного озера. Большая круглая линза в серебряном обруче на тяжёлой подставке стояла на его столе. Если смотреть сквозь неё, то маленький Ог становился ростом с небольшого пещерника, и тогда можно было увидеть его стервозное, умное лицо. Он единственный из магнодов, который позволял себя увеличивать. Потягивал горячее красное вино с пряностями и понемногу добрел. Ог знал множество притч, сказаний, легенд. Его можно было слушать под шум набегающих на берег волн бесконечно.

Сейчас Ог летел рядом с Ольсинором и своим маленьким копьем, испускающим сноп ослепительного света, занимался своим любимым занятием – разгонял тьму. Сопровождать своего большого друга в его походах Ог повадился давно. Это доставляло ему огромное удовольствие.

Ольсинор следовал за ним, и мысли его были невеселы. «Ночь на исходе. Что принесет нам утро? Степняков у ворот Древляны. Лишь бы Изъевий не отправил их сразу в нескольких направления. Если у ворот Гардерики встанут степные люди, поляне не смогут прийти на помощь лесовичам, им надо будет защищать собственные земли. И тогда нас разобьют по отдельности».

Пройдя все дозоры и оказавшись в доме князя, Ольсинор понял, что о нём уже знают и ждут. Полянин улыбнулся. «Старый князь знал, что мы пришли, – подумал он, – пришли не сразу к нему, а к Мокше. Конечно, ему доложили об этом. Князь понял, что нами задумана не прогулка на свежем воздухе, говорили мы про драконов. Сказали ему, и что Свей ушёл, и он не стал останавливать, оберегать внука. Настоящий воин, мудрый человек».

Хоть лесовичи и оторвались давно от людского племени, считая себя лесными жителями, однако же все здесь по-прежнему их называли людьми, человеками и по-прежнему присматривались к ним, как они себя поведут, как ответят, какое решение примут. Вот и сейчас Ольсинор вглядывался в усталые лица дозорных и кивал им. Завтра бой. Заглядывать в будущее он не умел, и просто приветствовал их.

А Дундарий в это время тихо и предупредительно открывал перед полянином все двери, вёл его по коридорам, и, негромко стукнув в дверь к князю, уже через мгновение впустил Ольсинора в залу.

Ночь перед осадой

Светослав после тризны тяжело прошагал в эту огромную, пустую теперь залу и долгое время сидел в высоком кресле, один, совсем неподвижно, опустив руки на подлокотники. Глаза его были закрыты.

Алёна, княгиня его, не была даже за столом. Похороны сына отняли её последние силы, и она ушла к себе сразу после возвращения в крепость.

Доспехи сына Светослав не дал убрать. Больно их было видеть, ещё больнее убрать. Так вроде бы сын здесь, рядом. Казалось, даже смех его слышался иногда, голос в коридорах.

Время от времени входили воины, докладывающие о том, что ночные дозоры расставлены, что разведка вернулась. О том, что к тайному ходу свернул отряд полян, доложили уже в сумерках.