Голуби в берестяном кузове

Дундарий нахмурился, его лысина в ореоле седых, редких волос порозовела. Домовому стало стыдно. Он откашлялся и громко проговорил:

– А ты меня дослушал, старый мерин?! Я ж тебя когда ещё спрашивал, что не заходишь, сидишь там у себя на опушке?..

Мокша уже входил в большую княжескую залу, когда расслышал, как Дундарий, уводя Схлопа к себе, говорил тому в широкую спину, конфузясь:

– Сахлопивур… ты не должен, старый чёрт… обижаться на меня…

– Не, Дундарь… так просто не отделаешься, – ворчал ему в ответ Схлоп.

У князя

Свечи в большой комнате уже почти прогорели. Шесть окон в витражах, деревянные витые столбы в потолок терялись в темноте. Сейчас в комнате находились трое людей. Высокий, крепкий старик с длинными, белыми волосами, собранными на затылке в пучок, в льняной не подпоясанной рубахе и таких же штанах, сидел, откинувшись на спинку широкого кресла с высокой спинкой. Босые ноги утопали в медвежьей шкуре.

На широкой лавке, стоявшей вдоль стены, спал парень. Внук князя Свей сегодня днём прибыл из Заонежья с оставшимися в живых и с обозом.

По всей Древляне поднялся плач. Вскоре все собрались у дома князя, куда привезли тело его погибшего сына Игоря. Люди вновь и вновь расспрашивали прибывших, мрачно слушали рассказы о том, как появилась невиданная тварь летучая, как из её глотки вырывалось пламя, как от него занялись огнём городские стены. Игорь погиб на крепостной стене. Степняки ворвались в город, вырезали всех, кого встречали на своем пути, а потом подожгли городище с трёх сторон и ушли вниз по реке. Выжили немногие, в том числе и Свей. Его раненого вытащили из-под обломков. В шестнадцать лет парень лесович уже воин, княжича Мокша сам учил на мечах биться, да только на учениях мечами махать – дело совсем другое. Вот и боялся Мокша за мальчишку, был он ему как родной.

Вдоль стены, на коврах, были разложены доспехи и оружие Игоря. Светослав смотрел на них, а видел сына с деревянным мечом в саду, под яблоней. День был осенний, яблоки сыпались, стукались, некрупные, много…

Мокша вошёл и остановился у порога. Он уже знал от дозорного, что сегодня будет погребальный костер.

– Пришёл поздно, не был я в том бою, прости, князь, – негромко произнёс он.

Светослав поднял руку, останавливая его слова. Жалости не хотелось. Мокша понял, кивнул, опустил голову. Так и молчали они, пока князь не произнёс тяжёлым голосом, взглянув в окно. Начинался рассвет.

– Солнце встало. Очень любил Игорь этот час утренний, когда всё словно загорается светом. Да толкни Свея-то. Он ждал тебя. Все мы ждали.

Но парень и так уже проснулся от голосов. Солнечные лучи, брызнув через витражи, добрались и до него. Едва открыв глаза, он вскочил.

«Похож на отца… И рост, и стать ихняя. Взгляд-то дедов будет, Игорь помягче был и разговорчив. А сын-то молчун. Слова так просто не бросит. А теперь и подавно – страшно смерть отца и матери видеть». Смотрел Мокша на Свея и вспоминал его отца, друга детства Игоря, и снова на сердце становилось тяжело.

Свей хмуро взглянул на Мокшу и склонил голову, приветствуя.

Мокша прошёл, сел за стол.

– Знаешь ты, князь, отпускал меня сын твой Игорь к сестре погостить, больна она была очень. Да прослышал я, что живёт у людей человек примечательный, много знает, не только наперёд далеко заглядывает, но и про прошедшие дни рассказать может много такого, что сам не видишь под носом своим. Любопытно мне стало, что за человек такой, не из наших ли он мест. Может, знакомец старый, живет среди людей поживает, на хлеб да соль так зарабатывает. Стал расспрашивать сестру, она ничего не ведала про него, я – к домовым местным. Так и нашёл, разыскал. Думал, что этот отшельник живёт в лесу, один одинёшенек, а нет, в городе он. Проводил меня к нему один сенник. Сказал: иди на третий этаж, там стучись и говори, что надо, а я, говорит, пока не пущу к нему просителей. Хозяин встретил меня в обычном сюртуке и брюках. Стрижен был по-городскому, ну так и я перед ним не в латах стоял. Он всё будто спешил куда-то, толком ни поговорить, ни расспросить его не дал. Загадал я тогда, князь, про дочь твою, Завею, как избавить её от недуга. Никто ведь из местных ничего поделать не может. Хозяин тут же при свече разложил какие-то очень потрёпанные листы измалеванные и вдруг, уставившись на меня, глазами впился в глаза, спросил, откуда я.

Ну я – так и так – стал рассказывать. А чего мне утаивать от него. Да и не поверит ведь. Но он слушал меня и всё спрашивал:

– Точно говоришь, что живёте общиной и князь вами правит?

И лишь на шаг отступил, когда я тут же открылся ему в своём теперешнем облике с оружием и доспехах. Ничем боле не выдал своего удивления. А потом сказал, что было одно упоминание, но он не может найти эту книгу, что разделилось племя древлян, и ушла часть народа куда неизвестно. Долго извинялся, что посчитал ту книгу сказкой и читал её тоже как сказку.

Светослав хлопнул ладонью по ручке кресла и сказал негромко:

– Дундарий! Собери нам поесть.

Свей, сидел, наклонившись вперед, и не сводил с Мокши глаз. Мокша заговорил вновь: