– Много он мне чудного рассказал, многое я не понял, да только поведал он, что и на их земли в давние времена степняки ходили, что теперь и нам предстоит всем вместе против степняков стоять: и полянам, и лесовичам, и пещерникам, и речникам, и драконам. Сказал, что писано там, что степняки привели с собой чудищ невиданных. Если, говорит, не встречали вы их, то ещё встретите. Что приведёт их алхимик из башни. Будто бы в книге той написано так. Что за алхимик, не знаю. А в башне живёт у нас Изъевий, – тут же подумал я. И вот что удивило, князь, казалось мне, что никто у людей про нас и знать не знает, кому ни скажу, никто не понимает, откуда я. А отшельник тот, Нил Андреичем назвался, он понял! Вот про драконов-то у нас я и сам не слышал, поди, давно это было, посдыхали уже все…

Мокша замолчал внезапно. Его глаза смотрели в сумрачный рисунок витражей. Там, где лазурь стекла соперничала с синевой рассветного неба, виднелось красивое лицо, лицо молодой женщины.

– Завея, уходи, – проговорил Светослав, нахмурившись. – Иначе Дундарию скажу, чтобы совсем не выпускал тебя.

Красивые губы изогнулись в усмешке. Завея стала приближаться. Тень её скользнула к отцу, встала перед ним и захохотала. Высокая, худая, с разметавшимися русыми волосами, она была красива, только гнев и ненависть кривили нежные черты. Свей вскочил. Она оглянулась на него, её глаза сверкнули особенной злобой.

– Игорев щенок! Ненавижу! – прошипела она яростно, вновь впившись глазами в лицо отца. – Скоро всем вам придет конец. Всем, – шептали её губы. – Древляна будет моя! Только моя! И дети мои будут сидеть в Заонежье!

Она снова захохотала, дико взвизгивая, переходя на плач, бросилась со страшной силой в залитое солнцем окно. Все замерли – ведь сейчас расшибётся насмерть! Но это всего лишь тень, отражение. И Завея в миг исчезла.

Седая голова Дундария показалась в приоткрытой двери. Насупленные его брови не сулили ничего хорошего своенравной дочери князя.

«Зря пожалел, погулять отпустил, ох и злющая девка», – думал он.

А над его головой плыли под его чутким присмотром мисы с кашей, блюда с холодным мясом кабана, с тёплыми ломтями ржаного хлеба, кувшины с молоком и мёды.

Голуби в берестяном кузове

Увидев Завею, Свей теперь сидел сам не свой. Вспомнилось детское, страшное. Камнем лежало на душе. В тот год стояло жаркое лето с сильными, внезапно налетающими грозами. По реке тянуло дымом горевшего в верховьях леса. Разразившаяся ночью гроза долго метала громы и молнии в лес и в город, и в реку, и, запалив в гневе старую сосну, высившуюся, словно свечка, в самой середине чащи, успокоилась к утру.

Заонежье – небольшой городок, спрятавшийся за старой крепостной стеной, на том же правом высоком берегу Онежи, чуть ниже Древляны. Всего в пяти верстах от неё, но гораздо ближе к болотам.

Тогда, двенадцать лет назад, его тётка красавица Завея часто наезжала сюда с охраной на лихих конях – в Древляне-то больно не повеселишься на глазах строгого отца. В Заонежье становилось шумно. По улицам городка, где все знали друг друга, бродили незнакомцы, затевались склоки с торговцами всякой снедью на небольшой площади перед домом князя Игоря. А сама Завея исчезала надолго из города, как поговаривали, уходила на болота, к тамошнему колдуну-упырю, колдовать училась. Над ней посмеивались и жалели, казалась она то ли несчастной, то ли больной.

Про колдуна тогда болтали всякое. Мол, колдует, на руку нечист, да и с тёмными существами общаться не брезгует, и даже полянского чародея из башни в гостях у него видели.

Свей вспомнил, как однажды взбегая на крышу к своим голубям, где он пропадал целыми днями, встретил тётку. Завея спускалась, пошатываясь, по ступенькам.

Он удивлённо проводил её взглядом, отступив в узком лестничном пролёте к стене. В сумерках сеней Завея не разглядела мальчишку и прошла мимо. Сильный запах вина заставил Свея тогда отпрянуть ещё глубже в тень. И тогда Завея хрипло и насмешливо протянула:

– Кто здесь?

Увидев его, она взъярилась, вскинулась. Прошипела:

– Что?! Следишь за мной?!

И попыталась ухватить за ухо. Рука пьяно скользнула по лицу Свея, который, раздражённо оттолкнув, крикнул уже с верхней ступеньки, тревожно вслушиваясь в странную тишину на чердаке:

– Не ходи к моим голубям! Слышишь?!

Но он кричал ей уже в спину. Завея, рассмеявшись, почти спустилась с лестницы и оглянулась лишь в конце. Ласковая улыбка блуждала на её лице.

Свею стало страшно. Взбежав на чердак, он оторопел. Пух и перо летали в воздухе. Серые лесные голуби всё ещё испуганно кружили над княжеским домом. А три голубя, белые с мохнатыми лапами, пойманные в низине на Узолье, лежали на полу. Завея им свернула шеи. А кто же еще? Как она их поймала? Ведь шли они только к нему. Зачем?!

Свей растерянно гладил и гладил взъерошенные перья убитой белой голубки. Ему казалось, что она сейчас оживёт, глянет на него кротко своими бусинами-глазами и легонько щипнёт за палец… Но ничего не происходило.

Лишь поздно вечером отец отыскал его на чердаке.

– Ты чего здесь? Иди домой…