Джейн посмотрела на Элизабет с удивлением и беспокойством. Она не так много знала об их встрече в Дербишире и поэтому чувствовала неловкость, которую должна была бы испытывать сестра, не видевшая его, как ей представлялось, со времени получения его письма с оправданиями. Обе сестры чувствовали себя неловко. Каждая из них сочувствовала и другой, и, конечно, себе. А мать их не переставала говорить о своей неприязни к мистеру Дарси и о своем решении быть с ним вежливой только как с другом мистера Бингли, но ни одна их них ее не слышала. У Элизабет были к тому же причины для беспокойства, о которых Джейн не подозревала, поскольку она так и не осмелилась показать ей письмо миссис Гардинер или рассказать о своей перемене в отношении к нему. Для Джейн он был мужчиной, чьи предложения сестра отвергла и чьи достоинства она недооценила. Но вследствие большей информированности, для самой Элизабет он был тем человеком, которому вся семья была обязана счастливым избавлением от большой беды, и к которому она относилась с симпатией, если не совсем такой нежной, то, по крайней мере, такой же разумной и заслуженной, как та, что Джейн испытывала к Бингли. Ее изумление от его приезда – приезда в Незерфилд, в Лонгборн, – и сознательного поиска новой встречи, было почти равно тому, что она испытала, впервые увидев его необычное поведение в Дербишире.
Изменившись в лице, она через полминуты вновь залилась румянцем, а прелестная улыбка добавила блеска ее глазам, так как она подумала, что все это время его привязанность и желания остались неизменными. Но она не была уверена, что так и будет впредь.
– Посмотрим сначала, как он себя поведет, – одернула она себя, – еще рано делать выводы.
Она сосредоточилась на рукоделии, стараясь сохранять спокойствие и не смея поднять глаз, пока тревожное любопытство не привлекло ее взгляд к лицу сестры. Когда служанка приблизилась к двери, Джейн выглядела немного бледнее обычного, но более спокойной, чем ожидала Элизабет. При появлении джентльменов ее лицо уже пылало, однако она встретила их с достаточной непринужденностью, не отклоняясь от предписанного ритуала встречи, в равной степени свободной от каких-либо признаков обиды или какой-либо неуместной услужливости.
Элизабет сказала им обоим не более того, что требовала элементарная вежливость, и снова принялась за работу с рвением, которое она нечасто демонстрировала. Она решилась лишь один раз поднять глаза на Дарси. Он выглядел по обычаю серьезным, и, как ей показалось, в большей степени напоминал того, каким его привыкли видеть в Хартфордшире, чем того, каким он явился ей в Пемберли. Но, возможно, в присутствии ее матери он не мог вести себя так, как при ее дяде и тете. Это было неприятное, но не такое уж невероятное предположение.
На Бингли она также взглянула мимоходом, но даже этого хватило, чтобы увидеть, что тот выглядит одновременно довольным и смущенным. Он был принят миссис Беннет с такой чрезмерной задушевностью, что ее обе дочери устыдились, особенно по контрасту с холодной и церемонной вежливость простого реверанса матери в адрес его друга.
Элизабет, которая знала, в какой степени ее мать обязана Дарси спасением любимой дочери от непоправимого позора, особенно была задета и расстроена столь неуместным подчеркиванием различия.
Дарси, поинтересовавшись, как поживают мистер и миссис Гардинер, что не могло не вызвать ее замешательства, более не вымолвил ни слова. Ему не досталось места рядом с ней и, возможно, это было причиной его молчания, но в Дербишире все было по-другому. Там он разговаривал с ее родственниками, когда не было возможности беседовать с ней самой. Но теперь уже прошло больше четверти часа, а его голоса не было слышно, и когда время от времени, не в силах противиться порыву любопытства, она бросала взгляд на него, то обнаруживала, что он смотрит то на Джейн, то на нее, а часто просто сидит, опустив глаза. Он явно был более задумчивым и не демонстрировал стремления быть приятным – совсем не так, как при их последней встрече. Она была разочарована и сердилась на себя из-за этого.
– Могла ли я ожидать чего-нибудь иного! – говорила она себе. – Но почему тогда он пришел?
Она не была расположена разговаривать ни с кем, кроме него, а с ним у нее не хватало смелости завести беседу. Решившись лишь на вопрос о его сестре, больше ничего не смогла придумать.
– Прошло так много времени с тех пор, как вы уехали, мистер Бингли, – сказала миссис Беннет.
Он с готовностью согласился.