Горечь и сладость любви

– Позавтракаю дома, – солгал он, на самом деле собираясь зайти в кафе.

Сейчас же всё, что ему хотелось, так это поскорее уйти отсюда и больше никогда не видеть эту наглую деваху.

«Девка! Уличная девка, – думал он про себя зло. – Так бесстыдно обвести меня вокруг пальца! Можно даже сказать, надругаться над моими чувствами». Хотя о каких чувствах идёт речь, Эдуард и сам понятия не имел.

Глава 17

Как и планировал, Эдуард зашёл в кафе, заказал себе еду. Но так и не съел ни кусочка. Бросив на стол деньги за заказанные блюда, он поспешил уйти. Обслуга смотрела ему вслед широко раскрытыми глазами.

– Чего это он? – спросил официант.

– Кто его знает, – пожал плечами бармен.

– Может, съел чего? – ухмыльнулся выглянувший из кухни повар.

– Если он чего-нибудь и съел, то явно не то, что приготовил ты, – усмехнулся уборщик.

Эдуард же, только придя домой, вспомнил, что так и не включил свой телефон. Достав сотовый, он убедился в том, что Вера звонила ему весь вечер и утро. Видимо, она беспокоилась всерьёз. Да и эсэмэсок от неё было столько, что у Эдуарда запестрило перед глазами. «Чёрт! – подумал он. – Как же я буду перед ней оправдываться?»

Он набрал номер Вериного телефона, и она тотчас отозвалась:

– Эдуард, – её голос дрожал.

Он не нашёл ничего лучшего, как спросить:

– Ты мне звонила?

– Ты называешь это «звонить»! – сорвалась она на крик. – Я чуть с ума не сошла от переживаний! Где ты был?!

– Как где, в мастерской, – ответил он недрогнувшим голосом.

– То есть?!

– Вера, извини, я забыл сотовый дома.

– Но почему ты не перезвонил мне?!

– С чего? В мастерской стационарного телефона нет.

– Ты мог бы выйти на улицу и попросить телефон у любого прохожего!

– Шутишь? – начал раздражаться он от чувства собственной вины.

– Ничуть!

– Вера! Не кричи! Я обещаю тебе, что этого больше не повторится.

– Ты мог бы вернуться домой, – никак не могла успокоиться она.

– Не мог я вернуться домой! – вырвалось у него.

– Почему?

– Я был занят! Увлечён! Полностью охвачен желанием!

– Каким ещё желанием? – подозрительно спросила она.

– Я писал! Писал! Я боялся оторваться и утратить пыл вдохновения! Понимаешь?!

– Кажется, да, – неуверенно проговорила она.

Эдуард только что облегчённо перевёл дыхание, как прозвучал новый Верин вопрос:

– Ты завершил свою картину?

– Нет, – честно признался он.

– Значит, будешь дописывать?

Он уже хотел сказать, «нет», как вовремя опомнился и ответил:

– Конечно, дорогая.

– Ладно, я не буду тебе мешать, – донёсся до Эдуарда повеселевший голос Веры, – отдыхай и продолжай свою работу.

– Как скажешь, – вздохнул он с облегчением.

– У тебя что-то не ладится с этой картиной? – снова забеспокоилась она.

– Нет, что ты! – с преувеличенным энтузиазмом заверил её Эдуард. – У меня всё отлично!

– До связи, любимый!

– До связи, моя маленькая фея!

После того как Вера отключила связь, Эдуард выпустил вместе с выдохом облегчения, казалось бы, весь воздух из лёгких и жадно вдохнул новый. Потом вытер пот со лба. Итак, опасность миновала, ему удалось оставить Веру в неведении. И больше он не будет вести себя как последний дурак.

Он понимал, что теперь ему нужно отправиться в мастерскую и начать писать новую картину, которая окончательно подтвердит правдивость его слов.

Выйдя на улицу, Эдуард почувствовал сильнейший голод и вспомнил, что ничего не ел с прошлого вечера. Не придумав ничего лучшего, он зашёл в то же кафе, в котором был пару часов назад.

Войдя в помещение, он увидел застывшую сцену: «К нам приехал ревизор». Правда, застывшие на некоторое время фигуры вскоре ожили и засуетились. Официант, подлетел к присевшему за столик художнику и спросил, чего он желает. Прилунин машинально заказал то же самое, что и утром. Официант покивал, как китайский болванчик, и исчез.

«Чего это с ним», – недоумённо подумал художник.

Официант же, влетевший на кухню, заявил:

– Там утрешний клиент желает всё то же самое, что заказывал утром.

Повар многозначительно хмыкнул, а помощник повара покрутил у виска.

– Это по большому счёту не наше дело, – прокомментировал ситуацию повар.

Народу в кафе ещё было мало, и вся обслуга собралась с интересом наблюдать за тем, что на этот раз художник сделает с едой.

Но, к их большому разочарованию, он съел всё до последней крошки. Разве что тарелки не облизал. Довольным остался только повар.

Расплатился за поздний завтрак или ранний обед – кто его знает, как правильно назвать этот приём пищи. Хотя Вера, скорее всего, назвала бы его вторым завтраком. А может, и полдником. Во всяком случае, так об этом думал Прилунин, настроение которого заметно поднялось.

Испортилось оно у него вновь гораздо позднее, когда, простояв несколько часов подряд с кистью в руках перед чистым полотном, он так и не сделал ни одного мазка.

Художник не мог понять, что с ним случилось. Почему его руки или голова противятся работе. Пусть не вдохновенной, но хотя бы механической.

Отложив кисть, он заварил себе кофе и незаметно для себя выпил целых три чашки. Во рту стало горько, мысли в его голове налетали друг на друга, как дворовые голуби, не поделившие крошку чёрствого хлеба.