Даже когда они снова установили двигатель на место, и который завелся сразу же, мое беспокойство полностью не ушло. Я начинал уже считать, что в этом лесу происходят странные вещи…
Через несколько часов, когда солнце клонилось к западу, двигатель снова начал заикаться. Пауло резко прибавил газу. Мотор издал неприятный, сухой звук и замолк окончательно.
- Блядь, - не рассусоливая, прокомментировал ситуацию Пауло. – Ёб твою мать! Ладно… Элияс, посмотри-ка, нет ли крокодилов напротив. Попытаемся подойти к берегу.
Перед нами имелся закрытый со всех сторон уголок суши, и Пауло удалось, максимально сворачивая руль, настолько выставить нос плывущей по течению пироги, чтобы попасть туда. У нас даже весла не было!
Следопыты быстро очистили небольшое пространство, нужное нам для ночевки и с шумом разбежались по округе. Все действия, связанные с тем, чтобы разбить лагерь, были нами хорошо освоены, поэтому свои ночевки мы обставляли как следует. Понятное дело, это были уже не те благоустроенные лагеря, но мы справлялись, максимально используя то, чем одаривала нас природа: крупные ветки, свободное пространство или натуральные своды из листвы. Мы выравнивали территорию и очищали ее от гниющего на земле мусора, по мере возможности доходя до почвы; после этого мы растягивали две оставшиеся у нас противомоскитные сетки, либо на палках, либо на низкорастущих ветвях, а у основания закрепляли их в небольшой канавке, окружавшей нашу стоянку, и в которую мы всовывали нижний край муслина, присыпая его землей.
Малышка тут же разжигала один или два костра для потребностей кухни. Меню уже было составлено. В пироге она заранее чистила коренья или овощи, которые находила в лесу утром. Точно так же, в течение дня, она приготавливала и дичь, которую приносили из своих охотничьих вылазок лилипуты. Как правило, это был индюк или водяная цивета, вид выдры, мясо которой походило на кроличье. Так что питались мы неплохо. Главным недостатком нашего положения всегда оставалась сырость матрасов и одеял, пропитанных окружавшей нас водой, особенно же, вечно стоящей на дне пироги, по причине чего они никогда не могли толком высохнуть.
После ужина мы всегда сидели часок у костра. Ночи над рекой были прохладные и тихие. Мы беседовали о различных вещах, как правило, не имевших никакой связи с нашей экспедицией. Пауло делился воспоминаниями. Монтань читал лекцию о том или ином. Про М'Бумбу мы вообще не говорили. Мы решили держаться того, что обязательно встретимся с ним над Озером Динозавров. Пауло уже даже не ругал его, как впрочем, никого другого. Что касается меня, то я и сам начал забывать про слона.
В нашей беззаботности имелись свои добрые стороны. Находясь в хорошем настроении, группа справлялась с ситуацией, я же из собственного опыта знал, что это помогает преодолевать массу возможных проблем. Во время действий, то есть, когда группа в одиночку противостоит событиям, необходимо любой ценой избегать какой-либо войны нервов и риска возникновения конфликтов. Резкие реакции и приходы паршивого настроения, чаще всего сопровождающие неприятностям, очень быстро разъедают единство коллектива и приводят к его беззащитности. Наиболее частой причиной фиаско всяких экспедиций является факт несоответствующей реакции их членов на первые трудности, что тянет за собой и последующую цепочку неудач.
Мы держались. Пауло уже достаточно хорошо успокоился. Я достаточно знал его профессионализм, чтобы понимать сознательность его действий. Малышка оказалась очень пригодной, железной рукой ведя вопросы нашего снабжения, и каждый вечер вкусно кормила нас, что имело первоплановое значение. Монтань вообще был само совершенство. Как мы уже заметили во время охотничьих приключений, за его хрупкой фигурой скрывалась исключительная психическая стойкость, как относительно силам природы, так и коварства судьбы. Всегда на первой линии огня, всегда готовый потрудиться, спокойный и улыбчивый, разделяя время между поэзией, страстным изучением природы и пользой для экспедиции. Монтань стал прекрасным товарищем.
Вот уже пару дней он ходил без куртки. С голым торсом, с рубахой, повязанной на шее и черной повязкой на волосах он сидел по-турецки пред костром, который освещал его снизу: совершенно спокойный, прекрасно чувствующий себя в окружении, не слишком-то нормальном для людей образованных. С неизменным спокойствием, посреди густых джунглей, на берегу реки, с пирогой, у которой сломался двигатель, он вытащил пачку листов, электрический фонарик и начал писать! Я придвинулся к нему поближе.
- Что ты там пишешь, так поздно?
- Так, ничего особенного. Дневник нашего путешествия.
- Ага. Записываешь все, что сделал?
- Ну…
Он протер глаза и потянулся. Раскаленные угли отбрасывали оранжевые пятна на его очки.
- Видишь ли, Элияс, я прекрасно понимаю, что мы переживаем исключительные мнговения. И я не хочу всего этого забыть. Потому что…