Горячка

Увлекали ли ее новые желания и переживания? И, как истиннавя маленькая африканка, она наверняка считала, что сам факт физической близости со мной вовсе не обязан был связан с симпатией. Если это так было – то это печалило меня более всего. Ведь не было ничего приятного в исполнении роли бугая ради полового развития маленькой жемчужинки, которую я сам обожал.

Я допускал и другие возможности. Возможно, Малышка реагировалапа на некий таинственный инстинкт, связанный с нашей сложной ситуацией. И она использовала свой характер самки, чтобы присоединиться к наиболее сильному самцу в группе, то есть ко мне, чтобы таким образом пользоваться защитой и привилегированным положением.

Впрочем, сразу же после нашей первой близости, Малышка стала обладательницей повышенного авторитета в форте. Тем же самым вечером, после еды, она встала перед нами, выпрямленная и решительная, сложив руки на груди.

- Я мыть. Всегда, всегда мыть, - заявила она.

Пауло, который как раз колупался в зубах косточкой слопанной на ужин птицы, укоризненно поглядел на девушку. Он уже даже набрал в легкие воздух, чтобы рявкнуть, но Малышка – хитруля – от него отвернулась.

- Ты, Монтань, - обвиняюще заявила она. – Ты, хороший кухня. Почему ты не приложить лапы?

"Приложить лапы", естественно, было выражением, которому научил ее Пауло.

- Ты, Монтань, приложить лапы мыть. Приложить лапы кухня.

Монтань, добрая душа, согласился на роль помощника кухарки, отпуская шуточки нал\д новой ролью своей начальницы. Следует добавить, ему было, что делать. Перед этим инцедентом Малышка пахала невероятное количество часов в день, деля свое время между изготовлением предметов мебели, строительными работами, стражей – от этих обязанностей ее никто не избавлял – и ведением нашего хозяйства. Было самое время продумать новое разделение труда.

И с тех пор она уже каждый день брала голос во время наших вечерних советов и дискуссий. По форту она расхаживала гордая, что тебе королева. Монтань с Пауло выдавали ей приказы уже с осторожностью. При этом они инстинктивно прибавляли: "можно ли тебя попросить", " не смогла бы ты"… Пауло вообще пересаливал и низко кланялся. При этом он смеялся, но Малышка и в самом деле вошла в роль жены вождя.

Я же ничего не мог понять. Любила ли она, мое маленькое сокровище, меня на самом деле? Или она в чем-то меня обвиняла? А может все прошедшие события шокитровали ее гораздо сильнее, чем я мог предполагать? Или же я попросту был сам шокирован этим ее африканским поведением, понять которого мне не удавалось? Ответа я найти не мог и, как правило, сам отстранялся от этих проблем.

В голове у меня были более важные дела. На строительной площадке работа шла по плану. В недалекой перспективе передо мной было полнолуние. Проблемы и хлопоты умножались. Вечером я ложился готовый и умственно, и физически, и по сути дела, мне было даже на руку, что девица сама бычилась. Будучи и сам в паршивом настроении, я оставлял ее с таким же, не делая при этом никаких усилий. Разве моя вина в том, что африканок невозможно понять?

ААА

Изменилась она, когда наступило полнолуние.

Вначале я в последний раз прошелся по форту – небольшой такой обход перед сном – пинками проверяя крепость опор и бросая про себя вызов ночи и джунглям. Затем я тихонечко прошел к себе в дом и сразу же заметил, что что-то изменилось.

Увидав, что это вхожу я, Малышка заулыбалась. Совершенно голая, она разлеглась на бамбуковой постели. Мало того, что голая: она лежала на боку, выставив груди, экспонируя в свете луны все чудесные округлости собственных бедер. При этом она ласково глядела на меня, и в ее глазах таился тот чувственный блеск, которого я так давно не видел.

Усталый, я лег на кровать, не желая обращать на девчонку внимания. Она зашевелилась, придвинулась ко мне и обняла за талию. Ее ладошка нежно переместилась по моей груди, потом по животу, возбуждая первую дрожь. По моему телу пробежала дрожь. Малышка тихонько засмеялась, после чего присела надо мной, положив свои ладони мне на плечи. Потом прижалась ко мне, а в глазах – сплошные недомолвки. При этом она толкала меня головой, как бы заигрывая.

Насколько я понял, ей хотелось со мной помириться.

Затем она сползла на кровать и, глядя на меня, засмеялась. Своими тонкими пальцами она начала ласкать себе груди.

- Элияс? Муж Элияс?

- Д-да… - с сомнением в голосе ответил я.

Малышка буквально взорвалась хохотом, приложив обе ладошки к лицу, словно я сказал какую-то глупость. Затем она обняла меня, по дороге потершись грудями о мое лицо, и нырнула ниже: расстегнула мои штаны и начала играться. При этом из ее горла исходило тихое, довольное урчание. Ее белое тело, растянувшись в лунном свете, холило волнами буквально в паре сантиметров от моих пальцев.