Мужчина стоит посреди зала, пронзительно одинокий перед лицом Даорана. Помпезные южные и срединные графы, фатоватые, в расшитых золотом камзолах, с ухоженными усами и холеными сытыми телами людей, никогда не знавших голода, суровые отцы Святой Церкви в мантиях и рясах, с бородами, прошитыми росчерками седых волос, а то и просто снежно-белыми от старости – все напряженно сверлят его подозрительными взглядами из-под насупленных бровей. Тонкие пальцы нервно мнут скатерть или до боли вцепились в подлокотники мягких кресел. И еще одна фигурка – юная девушка, вернее, едва вошедшая в пору весеннего цветения девочка в богато расшитом золотом и серебром платье – скрючилась на скамье в дальнем углу, обняв себя руками. На зеленом бархате лифа горит золотая королевская лилия, на лице написаны напряженное ожидание и… страх.
Звуки гулко падают в тишине покоя. Собравшиеся здесь говорят на одном языке, но кажется, что одни и те же слова в разных устах имеют совершенно разный смысл. Если, прислушиваясь, пересечь зал, прошагав от тяжелых резных дверей к длинному столу Даорана, обманчиво-покойная атмосфера наливается зловещим напряжением, готовым в любую секунду разразиться бурей.
– И в заключение еще раз повторяю – война бессмысленна, – лицо стоящего мужчины бесстрастно, густую черную шевелюру покрывают нити золотой сетки с поблескивающими в узлах крохотными голубыми кристаллами. – Пока локальные стычки не превратились во всеобщую войну, от лица графства Крайзер и всех Познающих северных графств предлагаю Даорану и Церкви перемирие. Немедленное прекращение огня, всех боевых действий. Мы обязаны остановить бессмысленное кровопролитие. Мы верим в разные идеалы, но мир велик. В нем есть место для всех. Я закончил. – Длинная тяжелая пауза. – Каков ответ Даорана?
– Ты утверждаешь, что говоришь от имени всех механистов, граф Тэйн? – голос старца в центре стола сочится ядом. – Не далее, как неделю назад ваше… радио, – он выплевывает это слово, как богохульство, – передавало призывы к войне до победного конца, к восстанию угнетаемых священниками и графами мирян…
– Обычная пропаганда, отец архибишоп,– пожимает плечами стоящий. – Ваши глашатаи на площадях вещают в том же духе. Но вещают они то, что приказываете вы. И тональность радиопередач изменится, когда мы придем к соглашению.
– Даже не «если», а «когда»? – неприятно усмехается другой старец. – Самоуверенности тебе не занимать, молодой человек. Интересно, что скажет по этому поводу, например, полковник Катор? Неужели он более не тот фанатик, что раньше? Не напомнишь, что он произнес, когда выстрелил в голову приору Туласу? Ну, помнишь, когда тот, связанный, стоял на коленях?
– Полковник Катор не фанатик, – Тейн снова пожимает плечами. – Приор Тулас лично приказал повесить его сына. Ненависть порождает ненависть, смерть ведет к смерти. Настало время прервать порочный круг, пока мы еще не переступили последнюю черту. Иначе…
– Иначе что? – лицо архибишопа Керна хмурится. – Что вы можете противопоставить нашей армии? Оружию Мечей – пламенным мечам, ледяным копьям, палицам, огнехлыстам? Способностям Щитов, останавливающих в воздухе пули вашего смешного порохового оружия? Огненным шарам вой-священников, сжигающим даже сам воздух? Ледяным дождям? Цепным молниям?..
– Многое, – лицо графа искривляет гримаса, и не понять – ненависти, отвращения или безнадежности. – Что тысячи ваших паладинов и десятки Защитников могут противопоставить десяткам тысяч ружей в руках вчерашних землепашцев, перед которыми наконец-то замаячил просвет в безнадежных тяжких буднях? Вашу армию просто сомнут массой. И смогут ли ваши Защитники задержать облака фосгена и хлорпикрина, несомые ветром? Да и пойдут ли они против тех людей, что клялись оберегать от опасностей? Вы высокомерны, но слепы. Вы не хотите видеть, что мир изменился…
– Довольно оскорблений! – с громким хлопком ладони из-за стола поднимается высокий вой-священник в синей сутане. Его лицо изборождено глубокими морщинами, глаза горят фанатичным огнем. – Довольно богохульств! Механисты – еретики перед Всевышним и людьми! Ваши отвратительные «машины», вся ваша так называемая «наука» – мерзость, которой нет места на земле! Многие века после Исхода милость Всевышнего поддерживала нашу жизнь, а Глаз Бога наблюдал за нами, силой своей отделяя добродетель от нечестивости. Многие сотни лет наши предки молились и получали достаточно, чтобы жить в гармонии с окружающим миром…