Горькая истина. Записки и очерки

Нет, я не могу забыть, что люди там страдают и умирают по принуждению, исходя кровавым потом для осуществления на наших просторах не русских теорий и доктрин. Из моей задумчивости и своего рода даже оцепенения меня пробудило карканье вороны: я посмотрел, она сидела на изгороди из жердей, косо сложенных, как там за морем, в России, и каркала. И я опять вроде как бы умилился, — ворона была серая, как там в России, а не черная, как тут у нас в Западной Европе.

Серая ворона! Ворона, — ну кто из нас обращал на нее внимание, когда мы были там у нас в России. Само слово ворона выражало нечто пренебрежительное. А я не только обратил внимание, но даже умилился. Мои друзья будут читать про эту самую мою ворону и, может быть, слегка надо мною посмеиваться, а мне вовсе даже было не смешно. Грустно отошел я от берегов балтийских вод, отделяющих от меня запретные мне родные пределы, и побрел назад в ближайшую шведскую деревушку.

Рынок. Продают всякую всячину, как это полагается на всяком рынке или базаре. Рассеянно смотрю я на всё это и ничего не замечаю, хотя и вижу всё. Вдруг я останавливаюсь и пристально начинаю смотреть на один лоток, — да ведь на нем брусника! Простите, дорогие читатели, но я и брусники на видал на Западе тридцать лет. И почва, и климат там не те. Не смейтесь. Если же посмеетесь, то, и не отдавая себе даже отчета, над собой посмеетесь. Конечно, тотчас же покупаю я подходящую банку, потом бруснику, укладываю бережно, боясь, как бы не испортилась моя ягода в пути и везу ее «домой» жене в Западную Европу.

Жена у меня тоже русская, и тоже тридцать лет не видала брусники, не брусничного варенья, а брусники, настоящей, всамделишной брусники. Я знал: она будет рада, поймет меня и смеяться надо мной не будет — она друг настоящий и единомышленница.

А вот на днях попал я в Швейцарию, во что ни на есть самый горный ее район. Ну, хожу, значит, вечером по улицам городка и от безделья рассматриваю витрины лавок и магазинов. Красивые здесь лавки, в особенности продовольственные, так всё красиво и аккуратно преподнесено. Смотрю: на большом блюде — гора мелких черных ягод. Сначала я было и не обратил внимания: смородина, думаю, может быть, но потом, присмотревшись, мне показалось уж не черника ли? Не спросив лавочницу, я взял ягодку в рот — черника. Самая настоящая черника! Замечаю, что лавочница рассматривает меня с удивлением — странная была у меня, наверное, рожа… Вы скажете — опять тридцать лет? Да, тридцать лет не видал я черники. И не забыл — ягода-то это наша родная, «почвенная». Здесь ее в горах собирают. Опять, значит, банка, упаковка и страх — не скисла бы в пути «домой». А дома в перспективе — черничный пирог, тесто будет кое-где подмоченно-лиловое, а потом синие зубы.

Как тридцать лет тому назад! Я сказал — почва. Да, почва. Были мы с женой как-то в Пиренейских горах и пошли в лес собирать грибы. Набрали, значит, всяких, по российским признакам, подосиновиков, сыроежек, моховичков, подберезовиков, маслянок, и идем домой, предвкушая такое «отечественное», опять прошу простить за сентиментальность, грибное блюдо в сметане — в Пиренеях ведь коровы чудные, пасутся на зеленых отрогах гор. Встретил знакомых французов и с гордостью показали мы им нашу добычу. А они пришли в ужас — да ведь вы же ядовитых грибов набрали, разве можно, что вы делаете! Они, верно, даже подумали, что дикие всё же эти русские. А мы им говорим — эти грибы мы в России всегда ели и, видите ли, не умерли. А они возражают, что может быть это и так, но что здесь-то грибы эти ядовитые — почва не та, что в России. Мы стояли на своем, но насчет грибов стали сомневаться. Даже в «энциклопедический» словарь с иллюстрациями в красках смотрели; но от опасного эксперимента окончательно всё же решили отказаться. Так и выбросили грибы — почва.

Меня вот упрекают в сентиментальности и надо мною добродушно подтрунивают. А я, друзья, задам вам один вопрос и совсем даже практического свойства: скажите мне, пожалуйста, зачем нам всякие Жан-Жаки Руссо, Дидроты, Фурье[244], Кабэты

[245], Энгельсы, Марксы и прочие западноевропейские ядовитые продукты, когда у нас есть наша своя, почвенная, исконная Россия? Не забывайте, господа, что нам есть на что оглянуться — тысячу лет стояла Россия и тогда лишь упала, когда у нее русскую почву выбили из-под ног.

Нет, я не сентиментален…

Западная Европа, 1952 г.

«Часовой» (Брюссель), май 1953, № 331, с. 24;также «Суворовец» (Буэнос-Айрес), 1 ноября 1952, № 207, с. 3

Победа духа