Горькая истина. Записки и очерки

Музей расположен в четырехэтажном дворце, обширные залы которого полны экспонатами, имеющими отношение к военному делу. Оружие представлено, начиная от примитивных мечей с «клинками» из кости пилы-рыбы и кончая сложным автоматическим оружием последнего образца. Нашел я и русскую шашку, и нашу трехлинейную винтовку, и наган, и пулемет Максима. Поражают средневековые рыцарские доспехи; старинные и современные формы испанских полков, каски, кивера, кирасы. Батальные картины и портреты королей и полководцев. Коллекция орденов и медалей, рескрипты и приказы, знамена и штандарты. Мечи Изабеллы Католической, Фернандо Кортеса[255], Писарро[256]

, походный шатер Карла Пятого… Повсюду трофеи, забранные знаменитой когда-то испанской пехотой у мусульман и от своих европейских противников. Свидетельства испанской славы, доблести и чести…

Наконец, прихожу в обширный зал, посвященный гражданской войне, и останавливаюсь с жутким изумлением перед громадной картиной во всю стену, изображающей расстрел красными испанских националистов. Больше всего поражает вид, я бы сказал, даже, пошиб испанских красных, с лихо на затылок закинутыми фуражками, из-под которых вылезают даже подобия каких-то чубов; расстегнутые ворота рубашек, намотанные пулеметные ленты, озверелые хари, так напоминают недоброй памяти образы красногвардейцев и партизан времен гражданской войны. Роковое и родственное по бесовской одержимости сходство! И в любой стране, даже самой культурной, такое зверское наваждение всегда возможно… Сбоку страшной сцены в траурной рамке висит список попавших тогда в руки красных, изображенных на картине расстреливаемых лиц, видных представителей национального (белого) движения, а под картиной многозначительная надпись крупными буквами:

«Испанцы, мы можем это простить, но не забудем никогда!»

Мы тоже никогда не должны этого забыть, чтобы это никогда больше не повторилось, помня, что почти все сто процентов российского народа оказались жертвой занесенных к нам с Запада теорий человеконенавистничества.

На видном месте висит огромный портрет генералиссимуса Франко, окруженный портретами его соратников; под стеклом в витринах лежат наиболее знаменитые сводки, приказы и реляции ставки главнокомандующего. На видном месте знаменитый последний приказ генералиссимуса, извещающий о победоносном завершении кампании.

Обходя витрины и рассматривая в них реликвии доблестных испанских войск, выигравших гражданскую войну и вырвавших Испанию из лап красного спрута, я неожиданно и с удивлением замечаю выставленные в одной из них православные русские иконы, Христа Спасителя и Николая Чудотворца, в серебряных ризах, украшенных художественной лазоревой эмалью.

Это тот отдел музея, где хранятся вывезенные из России Испанской Голубой Дивизией предметы воспоминания об участии Испании в освободительной (во всяком случае в испанской концепции) войны против большевизма: развороченный в виде какого-то фантастического растения, огромный стакан советского снаряда, простреленная германская каска с накрашенным на ней щитком испанских национальных цветов, такой же нарукавный знак с надписью «Espana», нашивавшийся тогда на германские мундиры, которые носили испанские добровольцы Голубой Дивизии. Нередко и ныне можно встретить испанского военного с нашитым на испанский мундир таким нарукавным знаком, и отличить, таким образом, добровольца Голубой Дивизии. Выставлены немецкие железные кресты; лежит «Устав строевой службы для унтер-офицеров» по-русски и еще по старой орфографии, «Устав для авиационных войск РККА» (это уже по новой!) и много других интересных экспонатов, напоминающих далекую и, увы, всё еще не освобожденную Россию. И если несколько десятков героических русских добровольцев из состава белой эмиграции приняли участие под своим трехцветным национальным знаменем в борьбе за освобождение Испании от интернациональных захватчиков, то и белые испанцы в составе Голубой Дивизии приняли впоследствии участие в освобождении России от тех же интернациональных захватчиков.

С чувством глубокой симпатии встретился я в Мадриде с русскими добровольцами, поддержавшими на поле брани в испанской гражданской войне не только честь белой русской эмиграции, но и честь русского имени в его целом: они явились живым и действительным символом дружбы на поле брани испанского и русского, пока еще подъяремного, народа в общей борьбе за освобождение.

После победоносного завершения гражданской войны, в боях которой русские потеряли половину своего состава, уцелевшие были вызваны к военному министру генералу Аранда, который от имени генералиссимуса Франко выразил им восхищение испанской армии и благодарность испанского народа за оказанную русскими жертвенную и идеологическую помощь, и предложил им принять, в знак признательности, покровительство испанского народа, то есть испанские паспорта, до неминуемого и счастливого возвращения в освобожденную Россию.