Ныне, эти чистейшей воды белые русские работают на радиостанции «Мадрид» по выпуску информаций на русском языке для народов Советского Союза. Более идейных и подходящих людей трудно было найти. Это — испытанные ветераны двух гражданских войн против большевиков, сначала в России, потом в Испании… Можно с уверенностью сказать, что в их передачах не проскальзывают ляпсусы по «русскому вопросу», которыми так богаты иностранные радиопередачи, обращенные к российским народам. А ведь эти ляпсусы сводят на нет всю работу тех радиостанций…
После многих наших дружественных встреч и задушевных разговоров работники мадридской радиостанции просили меня сообщить читателям, что они будут очень благодарны получать отзывы слушателей об их радиопередачах, и материалы для следующих передач.
Бог им в помощь!
Писать по адресу:
Radio — Macirid
Secciôn Rusa;
Madrid — Espana
Испания
I
Через переднее стекло автомобиля, несущегося по отличной асфальтированной дороге на юге Франции, начинают синеть вдали контуры Пиренейских гор. В наше смутное время войн и революций, наши судьбы и сама наша жизнь зависят в какой-то степени от естественных рубежей, от гор и от рек, на которых в предстоящем третьем мировом конфликте генеральные штабы воюющих сторон намереваются создать свои линии обороны. Горный кряж Пиренейский невольно привлекал мое внимание именно с точки зрения возможности задержки на нем наступления предполагаемого противника, движущегося с востока Европы. Дорога через Пиренеи то вьется по склонам гор, то проходит туннелями, то мчится виадуками среди скал и ущелий. С чувством удовлетворения я констатировал, что в случае разрушения дороги взрывами динамита, продвижение моторизованных и бронированных частей предполагаемого противника станет абсолютно невозможным и лишь многострадальной пехоте без всякого тяжелого вооружения пришлось бы своей кровью пробивать путь по еще может быть неразрушенным горным тропам.
Но вот и испанская граница. Французские жандармы проверяют паспорта, таможенные чиновники задают традиционные вопросы и уже мы подъезжаем к полицейскому посту так называемого фашистского государства, о котором мы вовсе не имеем никакого понятия. Правда, мы слышали официальную версию о «черной реакции, деспотизме и диктатуре», которую нам преподносит ежедневно официальная демократическая печать стран-победительниц, от крайне левых до крайне правых ее органов, если только можно считать за крайне правых тех, кто до последней войны был в центре и очутился ныне на правом фланге, после последовавшей расправы с довоенными правыми под предлогом коллаборации с противником, а значит и измены. Признаться, я с некоторой долей опаски, такова уже сила пропагандного долбления, подал мой паспорт испанскому военному с гербом Фалангистской партии, нашитым на рукаве. Прочитав с удивлением мою фамилию, он спросил:
— Белый русский кабальеро?
— Совсем белый (бланкиссимо), синьор, — отвечаю, улыбаясь.
— Очень хорошо, очень хорошо, — симпатичным тоном сказал он мне, — милости просим в нашу страну. — Встал и дружески положил мне руку на плечо, возвращая мне паспорт со вложенным в него печатным бланком для прописки в ближайшей гостинице, где я остановлюсь на ночь.
— Что у вас за багаж, сеньор? — спросил подошедший таможенник.
— Мы путешествуем в качестве туристов, — отвечал я, — и кроме персональных вещей у нас ничего нет.
— Очень хорошо. Пожалуйста, можете ехать, счастливого пути, — провожал нас таможенник, вежливо улыбаясь…
Вот тебе и граница тоталитарного государства! Тут вспомнилась мне, кстати, и довоенная итальянская фашистская граница, которую мне неоднократно случалось проезжать при подобных же «строгих» формальностях. Представил я себе границу «самого свободного государства в мире», где советские пограничники встречают иностранного посетителя. Думается мне, всё вывернули бы наизнанку, ища крамолы капиталистического соглядатая, может быть бы и раздели, и прощупали, и нашли бы, в конце концов, всякие страшные предметы, например, фотографический аппарат, книги, газеты… Я даже слегка покосился на мой фотоаппарат и на русские газеты, лежащие рядом со мной на сидении, которыми никто вовсе даже не поинтересовался.
Разговаривая с полицейскими и таможенниками, я заметил в их помещениях портреты генерала Франко, уже сильно постаревшего за последние десять лет, а снаружи — мраморную доску с высеченными на ней последним сообщением ставки главнокомандующего, извещавшим о победоносном конце гражданской войны. Мне сразу же пришла мысль: не лучше ли было бы снять эту доску, для более тесного примирения испанцев между собой, бывших белых и красных. Чем скорее изгнать из памяти такое разделение, тем лучше… Аррива Эспанья! Испания выше всего, ни белая, ни красная. Ведь если она и была тогда белой, то только потому, что бы она не стала красной…