Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Горький, по его собственному утверждению, был «человек страстный». Не желая принимать условия «мирного сосуществования», навязываемые ему большевиками, он кипятился, публично манифестировал свое неприятие эксцессов политического произвола — в их числе преследований большевиками сионистов и ивритской культуры. Здесь, как уже говорилось, он схлестнулся с оголтелым борцом с еврейским национализмом Самуилом Заксом-Гладьевым, являвшимся ко всему прочему еще и зятем Зиновьева. Это, естественно, повышало градус неприязни к нему Зиновьева, который продолжал методично травить писателя. Их личные отношения

с каждым днем ухудшались. Доходило до того, что Зиновьев устраивал у Горького обыски и грозился арестовать некоторых людей, к нему близких [ХОДАСЕВИЧ (II)].

Усмирить Горького Зиновьеву так и не удалось, но он немало поспособствовал тому, чтобы писатель вынужден был покинуть на время молодую страну Советов. Под его нажимом Ленин, в конце концов — см. [ХОДАСЕВИЧ (II)], решил, что Горький — колеблющийся и неблагонадёжный мыслитель, со своей критикой и всезаступничеством стал серьезной помехой в деле строительства социалистического государства, и жестко — «А не поедите, — вышлем» — предложил ему отбыть на «лечение» за границу[126]. К давлению Зиновьева и дружескому совету Ильича добавился еще скандал с Промголом.