Как публицист Лев Троцкий создал целую галерею литературных портретов товарищей по борьбе: Ленина, Сталина, Луначарского, Красина и др., экспрессивных и, одновременно, лаконичных по форме. Кроме того, им было опубликовано немало ярких критических статей о его современниках-литераторах: Льве Толстом, Глебе Успенском, Мережковском, Бальмонте, Леониде Андрееве и др. Как ни странно, среди них не встречается имя Горького — литератора, казалось бы, наиболее близкого ему по духу, партийному «товарищу» и соратнику по борьбе за «освобождение рабочего класса».
До Октябрьского переворота Лев Троцкий писал о Горьком несколько раз. Так, в 1909 г. увидела свет его статья «Кое-что о философии „сверхчеловека“», в первую очередь, касающаяся темы ницшеанства Горького — о ней см. в Гл. 1.
В декабре 1909 г. руководство российской социал-демократии было серьезно обеспокоенно тем, что газеты Франции («L’Eclair», «Le Radical»), Германии («Berliner Tage-blatt») и России («Утро России», «Речь», «Русское Слово», «Новое Время») смакуют самую сенсационную новость: исключение Горького из социал-демократической партии [ЛЕНИН (II)]. Практически одновременно Троцкий и Ленин выступили в печати с решительным опровержением этих слухов. Оба политика, в первую очередь, стремились разоблачить «цель сплетни-ческой компании» буржуазных партий, которым по их мнению
хочется, чтобы Горький вышел из с<оциал>-д<емократической> партии. Буржуазные газеты из кожи лезут, чтобы разжечь разногласия внутри с.-д. партии и представить их в уродливом виде. <…> Пользуясь случаем, либеральные журналисты всех оттенков пошлости выносят на свет божий глубокомысленнейшие суждения о несовместимости художественного творчества с партийной дисциплиной, об инквизиционной нетерпимости марксистов и о многом другом. <…> Пламенно сочувствуют Горькому, — а из сочувствующих уст сочится ядовитая слюна ненависти к партии пролетариата. Их ненависть — у них для нее достаточные причины: она — незаконная дочь их нечистой совести…[ТРОЦКИЙ (IV)].
При этом, если Ленин решительно брал своего друга Максима Горького под крыло, ручаясь за него перед партией, то его партийный соратник красочно пропагандировал образ Горького-революционера:
Революция не была для него историческим эпизодом, — мечом она пронзила его душу, ему уж не было возврата назад. После разгрома революции, в тот период, когда всякие приблудные к нам поэты и поэтессы стадами возвращались на более сочные пастбища буржуазного литературного рынка, Горький остался с нами. Прекрасный талант свой он призвал на службу самому большому делу, которое существует на земле, и тем нерасторжимо связал свою личную судьбу с судьбою партии… [ТРОЦКИЙ (IV)].
Ко времени написания этого панегирика Лев Троцкий и Горький были уже лично знакомы. Впервые они встретились весной 1907 г. на V Съезде РСДРП в Лондоне.
Инициатором знакомства был Горький, как-то в коридоре остановивший Троцкого словами: «Я — ваш почитатель». Горький имел в виду памфлеты, написанные Троцким в петербургских тюрьмах. Троцкий ответил, что также является почитателем писателя. Вместе с Горьким и Андреевой он вновь осматривал достопримечательности Лондона, где был второй раз [ЧЕРНЯВСКИЙ].
Затем они, по всей видимости, не встречались и на Капри Горького Троцкий не посещал. Однако: