Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Со столь ненавидимой им эпохой Лев Троцкий разобрался самым радикальным образом: организовал Октябрьский переворот, спровоцировав тем самым кровавую Гражданскую войну, раскол русского культурного сообщества, массовое бегство и изгнание интеллигенции из страны и образование миллионной русской эмигрантской диаспоры в Западной Европе и Америке. Став парией в созданной им стране Советов, он как загнанный зверь метался по миру, пока не был уничтожен в своем логове по приказу другого «пламенного революционера» и партийного соратника. Корнея Чуковского же Бог миловал: он сдружился с Горьким, перестал «свистеть и люлюкать», из опасной области литературной критики перебрался в тихую заводь советской детской литературы и там пересидел все истребительные для писательского сословия периоды сталинизма: «Большой террор», «борьбу с космополитизмом» и «ждановщину». Что касается Горького, который, как и все художники, был чувствителен как к поношениям, так и славословиям в свой адрес, то в дореволюционный высокая оценка Троцким его творчества не могла, естественно, ему не импонировать. И хотя Троцкий, как человек амбициозный, напористый и дерзкий не очень-то располагал к себе сторонних людей, Горький, не сходясь с ним близко, стремился, однако, использовать его литературный талант в своих целях. В свою очередь Троцкий тоже «всячески пытался наладить добрые отношения с Горьким <…>, приблизить писателя к себе»[ФЕЛЬШТИНСКИЙ, ЧЕРНЯВСКИЙ]. Но при этом в их переписке не проскальзывает ничего личного, все имеющиеся в научном обороте письма носят сугубо деловой характер. В годы революции отношения между Горьким и Троцким стали весьма прохладными, хотя и не носили явно конфликтный характер, как в случае с Зиновьевым. Известно, что со своими просьбами Горький обращался также и к Троцкому. По большому счету

ни тогда, ни впоследствии Горький не выступал против Л. Троцкого. Напротив, он всегда давал ему самую высокую оценку <…>. Со своей стороны Троцкий платил Горькому взаимностью. Бен-Цион Кац, со слов одного еврейского издательского работника, который присутствовал на заседании Политбюро в 1919 г., где обсуждался вопрос о сохранении издательства З. Гржебина, фактически контролировавшегося Горьким, сообщил, что председатель ВЧК Ф. Дзержинский потребовал закрыть издательство, так как с подозрением относился к З. Гржебину. Но тут вмешался Троцкий, обвинив Дзержинского в непонимании значение Горького для России. После выступления Троцкого Ленин прекратил обсуждение, и Горький получил необходимую поддержку (см. Б.-Ц. Кац <…> «Воспоминания», Тель-Авив, 1963, стр. 263, иврит) [АГУРСКИЙШКЛОВСКАЯ. С. 18].

В своем первом интервью на Западе, после выезда из Советской России в 1922 году, Горький без обиняков заявляет:

Троцкий, по-моему, гений [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 306].

Однако в своей публицистике 1920-х годов Л. Троцкий критикует выступления Горького против большевистского насилия над культурой. Считая, как Ленин и все остальные Вожди Революции, ее эксцессы диалектически «закономерными», он презрительно списывает все горьковские «колебания» на счет его оппортунистической интеллигентности. При этом Лев Троцкий заявляет, что