Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Письмо Куприна — эмоциональное, искреннее и очень личное, говорит само за себя и в контексте наших рассуждений не требует подробного анализа. Отметим только, что поносимый Куприным и Горьким Осип Дымов был очень контактный и приятный в обращении человек, друживший с большинством знаменитых писателей того времени, а Василий Регинин-Раппорт, Алексей Свирский и Семен Юшкевич всегда входили в круг их литературных единомышленников. С Куприным же Осип Дымов состоял в достаточно близких приятельских отношениях и оставил о нем теплые, глубоко уважительные воспоминания «Александр Куприн, буревестник русской литературы» [ДЫМОВ. Т. 1. С.221–233], в которых в частности имеются такие строки:

Куприн был очень честен в своих убеждениях и в том, как их выражал. Его легко можно было вывести из себя и он легко впадал в бешенство [ДЫМОВ. Т.1. С. 223].

Итак, появления русско-еврейских на русской культурной сцене в начале ХХ в. вызывало протестные настроения в отечественном культурном сообществе по трем основным причинам: религиозной (христианский антисемитизм), расовой и языковой. При этом, если христианский антисемитизм гневно порицался ведущими христианскими мыслителями ХХ в. — В. Соловьев, Н. Бердяев, Д. Мережковский и др., а расовая теория Вагнера-Чемберлена, была «популярна» лишь в очень узком кругу символистов, группировавшихся вокруг ярого германофила Эмилия Метнера [ЮНГГРЕН], то опасения насчет порчи «великого русского слова» выказывались почти всеми русскими писателей независимо от их политических убеждений. В этом вопросе «вскипал» даже Максим Горький, бывший если не инициатором, то уж, несомненно, проводником «еврейской волны» на русской культурной сцене.

Еще Иван Тургенев, в совершенстве владевший несколькими европейскими языками, декларировал, что выразить свою интимную сущность и все потаенные импульсы русской духовности писатель может только на родном ему русском языке.

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! («Русский язык», 1882 г.)

С этой позиции двуязычие евреев-литераторов, не органическое, якобы поверхностное владение ими русским языком, означало невозможность для них соприкоснуться с глубинными сферами русской духовности. Здесь весьма показательно звучит высказывание Зинаиды Гиппиус, которую часто и, судя по всему, без должных на то оснований обвиняли в антисемитизме: