«Еврейское население Одессы обладало собственным характером, не похожим на характер евреев из других мест в России. Самым заметным отличием было ослабление традиционной еврейской жизни, бытующей в еврейских местечках. <…> Многие годы, еще до революции, говаривали ортодоксальные евреи: „За 70 верст от Одессы пылает геенна огненная“. <…> Разумеется, и в Одессе было много ортодоксальных евреев, но они не выделялись, и их влияние на общину было ничтожным. Еще один фактор, отличающий еврейскую общину — язык идиш, он не был распространен в Одессе. Для большей части еврейского населения разговорным был русский язык <…>».
Ассимиляция — значительная составная одесской литературной традиции. Она ярко проявилась в творчестве Семена Юшкевича, а затем — Бабеля и Славина. Хотя само понятие ассимиляции обычно распространяют на еврейство, она коснулась и поляка Олеши. В то время, как его семья репатриировалась, он остался в России. Эти авторы были крещены русской литературой. <…> У оставшихся в Союзе авторов-евреев за культурной ассимиляцией последовала идеологическая. За ней не обязательно стоял циничный прагматитизм или страх. Новое искусство всегда революционно, всегда в оппозиции к своим предшественникам [ЯРМОЛИНЕЦ].
Появление на литературной сцене целой плеяды писателей, выходцев из солнечной Одессы — Д. Айзмана, Власа Дорошевича, Л. Кармена («Одесский Горький»), А. Кипена, В. Жаботинского, В. Раппопорта, К. Чуковского, С. Юшкевича, и др., а в советский период — И. Бабеля, Э. Багрицкого, И. Ильфа и Е. Петрова, В. Катаева, С. Кирсанова, Ю. Олеши и др., было воспринято в 1930-х годах как литературный феномен «Юго-запада», в столице которого сложилась самобытная, в том числе и в лексическом отношении, «Южнорусская („одесская“) литературная школа» [КАЦИС (I)], [СЕРДЮЧЕНКО], [СОКОЛЯНСКИЙ], [ЯРМОЛИНЕЦ]. Вот, например,