Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

На эти упреки можно возразить, что хотя русские писатели и не уделяли должного внимания еврейской тематике, русско-еврей-ские писатели развивали ее очень активно. А причина равнодушия к ней русскоязычного читателя объясняется, скорее всего, невысоким качеством литературной продукции, где эта тематика развивалась. При советской власти, например, старые русско-еврейские писатели «Одесской школы», отнюдь не были запрещены, однако читательским интересом не пользовались, тогда как «Одесские рассказы» и «Конармия», Бабеля — бесспорно, литературные шедевры — имели большой читательский успех. Молодые советские писатели создали запоминающиеся своей яркой индивидуальностью образы евреев из числа революционеров-большевиков. Здесь, помимо Бабеля, назовем имена Фадеева — Левинсон в романе «Разгром», Шолохова — Штокман в «Тихом Доне», Николая Островского — образы евреев-коммунистов в романе «Павка Корчагин», Багрицкого — комиссар Коган в «Думе про Опанаса», подробно об этом см. «Советская литература» в [ЭЕЭ]. Но уже с начала 1930-х советские писатели, независимо от их происхождения, предпочитали не «подходить близко к неприятной и неудобной теме» раскрытия в русской литературе многопланового образа современного им еврея: как из-за цензурных ограничений, так и просто в силу того, что не «<желали> занимать им свою душу». Последний фактор, видимо играет свою роль и в современном отечественном горьковедении, иначе трудно объяснить, почему при столь детальной научной проработки почти всех горьковских персонажей тема «Образы евреев в прозе Максима Горького» до сих пор остается вне поля зрения исследователей. Как говорил Артем Каину:

Чего в душе нет — так уж нет… И мне, брат, прямо скажу, — противно, что ты такой… Вот так выходит («Каин и Артем» [ГОРЬКИЙ (I). С. 432].

По словам Горького дореволюционная русская литература «была по преимуществу литературой Московской области», т. е. изображала главным образом жизнь центральных областей России и крайне мало интересовалась судьбой многочисленных народов, населявших ее, в том числе «даже к людям древней культуры — евреям, грузинам, армянам». Такой она, в сущности, и осталась. Однако, в отличие от царской России, в советскую эпоху этот ее недостаток компенсировался поступлением на книжный рынок огромных объемов переводных произведений писателей, представлявших титульные народы союзных республик и отдельные этносы, населявшие Российскую Федерацию. Здесь даже можно говорить о существовании в СССР «переводческого бума», который в 1933 году подметил Осип Мандельштам:

Татары, узбеки и ненцы,И весь украинский народ,

И даже приволжские немцыК себе переводчиков ждут.

И, может быть, в эту минутуМеня на турецкий языкЯпонец какой переводит

И прямо мне в душу проник.

Этот бум, несомненно, являлся результатом деятельности Горького на ниве культурного единения советских народов. Из доклада А. М. Горького на Первом всесоюзном съезде советских писателей 17 августа 1934 года: