Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

впечатление: русская речь русская речь искажается, вульгаризируется, её чёткие формы пухнут, насыщаясь местными речениями, поглощая слова из лексикона нацменьшинств и т. д., — речь становится менее образной, точной, меткой, более многословной, вязкой, слова весьма часто становятся рядом со смыслом, не включая его в себя. Но я уже сказал, что это — процесс естественный, неизбежный и, в сущности, это — процесс обогащения, расширения лексикона, но покамест, на мой взгляд, ещё не процесс словотворчества, совершенно сродного духу нашего языка, а — механический процесс [ГОРЬКИЙ (I). Т. 25. С.141–143].

Призывая молодых советских писателей, не злоупотреблять диалектизмами и жаргонизмами, Горький в качестве одного из аргументов указывает, что тем самым они создают большие трудности для перевода своих произведений. В письме к Леониду Леонову от 8 сентября 1925 года он, в целом хвалебно отзываясь о повести «Барсуки», замечает:

Жалею об одном: написана повесть не достаточно просто. Ее трудно будет перевести на иностранные языки. Стиль сказа крайне плохо удается даже искусным переводчикам. А современная русская литература должна бы особенно рассчитывать на внимание и понимание Европы, той ее части, которая искренне хочет «познать Россию» [ГОРЬКИЙ (I). Т. 29. С. 442].

При всем том, став родоначальником советской литературы, Горький, в связи активным взаимодействием русской культуры с культурами всех многочисленных народов СССР, продекларировал тезис и расширении лексической базы современного русского языка — см., например, «Беседа с молодыми ударниками, вошедшими в литературу» (1931 г.):