Эти высказывания писателя говорят сами за себя и не требуют комментария, подтверждающего их «знаковость» для темы о филосемитизме Горького. Отметим лишь, что они никогда не озвучивалось в «эпоху развитого социализма». Запрещены были СССР и упоминания о контактах Горького с деятелями российского сионистского движения, в первую очередь с основателем и идеологом движения сионистов-ревизионистов Владимиром (Зевом) Жаботинским и социалистом-революционером Петром (Пинхусом) Рутенбергом. Впервые своих симпатиях к сионизму Горький публично заявил в 1901 году в ответе на анкету по этому вопросу, разосланную еврейским общественным деятелем доктором Г. И. Гордоном видным русским публицистам различной политической ориентации. Среди тех, кто помимо Горького дал свой ответ были К. К. Арсеньев, К. С. Баранцевич, В. А. Гольцев, В. Г. Короленко, М. О. Меньшиков, А. Мельшин, Н. К. Михайловский, П. Н. Милюков, Д. Л. Мордовцев, В. Ф. Тотомьянц, М. И. Туган-Барановский, М. М. Филиппов. Ответы были опубликованы в журнале «Русская мысль» (№ 7. 1902 г.), потому включены в книгу:
Мне говорят, что сионизм — утопия: не знаю, — может быть. Но поскольку в этой утопии я вижу непобедимую, страстную жажду свободы, для меня — это великое дело жизни. Всей душой я желаю еврейскому народу, как и другим людям, вложить все силы духа в эту мечту, облечь ее в плоть и, напитав горячей кровью, неустанно бороться за нее, чтобы победить все несправедливое, грубое, пошлое [АГУРСКИЙШКЛОВСКАЯ. С. 95].
Горький и Исаак Бродский
Из Америки Горький с Андреевой направились в Италию, где в конце 1906 года обосновались на острове Капри. Здесь он прожил семь лет. В эти годы «остров сирен»[275]
, благодаря притягательной силе личности Горького и его гостеприимству, превратился в место паломничества русских интеллектуалов [АРИАС]. Помимо друзей-партийцев и литераторов Горький привечал к себе и художников. Среди них был молодой, но весьма преуспевающий живописец Исаак Бродский, ученик и протеже Ильи Репина. Между знаменитым писателем и восходящей звездой русского модерна возникла личная симпатия, переросшая со временем в теплые дружеские отношения. Бродский делал изысканно красивые — «гобеленные», пейзажи и портреты.Его интересует сплетение линий, развитие планов, определенность контуров. И его большая картина «Теплый день» не что иное, как огромный рисунок почти орнаментального характера, у которого главный интерес заключен в хитросплетениях ветвей, в мозаике всюду рассеянных солнечных бликов, в разнообразии поз и групп [БАЛАКИНА].
В общем плане дореволюционная живопись И. Бродского — является одной из вершин русского модерна[276]
. Его работы можно назвать символистскими, но в эстетическом плане, это типичное салонно-академическое искусство той эпохи, очень выразительное, яркое и профессиональное. Недаром оно с восторгом воспринималось как русской, так и зарубежной публикой: в 1907 году за дипломную работу «Теплый день», а в 1913 году за картину «Зима в провинции» И. Бродский удостаивается Золотой медали Петербургской Академии художеств и на Международной выставке в Мюнхене.В отличие от большинства художников-символистов эпохи модерн живопись И. Бродского по настроению очень жизнерадостная. Это ее качество, вкупе с яркостью и экспрессивностью, несомненно, должно было импонировать Горькому, большому эстету, любителю и коллекционеру «красивых вещей». Об этом свидетельствует, например, следующее высказывание Горького в одном из писем к художнику:
В творчестве вашем для меня самая ценная и близкая мне черта — ваша ясность, пестрые, как жизнь, краски и тихая эта любовь к жизни, понятой или чувствуемой вами как «вечная сказка» [ГиХ. С. 68][277]
.