Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Мне глубоко симпатичен великий в своих страданиях еврейский народ; я преклоняюсь перед силой его измученной веками тяжких несправедливостей души, измученной, но горячо и смело мечтающей о свобод. Хорошая, огненная кровь течет в жилах <еврейского> народа (Русская мысль. — 1902. — № 7)

Для людей, которые ничего, кроме своего «я», не замечают, для которых всё, кроме собственных грязных потребностей наслаждений — трын-трава, — для таких людей еврей существо загадочное и ненавистное. Они должны ненавидеть евреи за его идеализм, за то, что, по-видимому, никакая сила в мире не уничтожит его удивительно беспокойного всё изучающего, всё испытующего духа.

Иудаизм предписывает — «люби ближнего, как самого себя», и объявляет эту заповедь любви «ко всему человечеству основным началом еврейской религии». Он запрещает поэтому: «всякого рода враждебность, зависть; недоброжелательство и нелюбезное обхождение ко всякому, без различия происхождения национальности и религии».

Иудаизм повелевает относиться с уважением к жизни, здоровью силам и добра ближнего.

Иудаизм повелевает: почитать труд, принимать участие личным физическим или духовным трудом в деятельности общественной, искать жизненных благ в постоянстве труда и творчества. Он требует поэтому ухода за нашими силами и способностями, совершенствование их и деятельного применения. Он запрещает поэтому — всякое праздное, не основанное на труде удовольствие, праздность — в надежде на помощь других

В продолжение всего тяжело пути человечества к прогрессу, к свету, на всех этапах утомительного пути еврей стоял живым протестом, исследователем. Он всегда был тем маяком, на котором гордо и высоко разгорался над всем миром неослабный протест против всего грязного, всего низкого в человеческой жизни, против грубых актов насилия человека над человеком, против отвратительной пошлости и духовного невежества.

Припоминаю пророка Исайю[266], чьи пламенные слова еще и доныне разжигают и вдохновляют огнем человеческую душу. И как же в самом деле этот могучий голос любви к истине мог не возбуждать ненависти тех, кто строит себе хоромы из лжи и обмана на фундаменте насилия и преступления?

Припомним Макавеев[267], бесстрашных борцов за свободу Иерусалима, Бар Кохбу[268]

, рыцаря этой свободы. Без всякой надежды на победу они пали в борьбе за свой народ. В душах грубых и пошлых такие геройские подвиги могут будить только ненависть и ужас.

Благородный мудрец Гиллель[269] заповедал человечеству простейший завет, могущий служить лучшим ответом на вопрос, как надо относиться к миру. Он сказал: «если не я за себя, то кто же за меня? А если я только за себя, то что же я?»[270]

Это лучшая лекция морали, вместе с тем наиполнейшая. Первая часть ее говорит: «Человек! ты сам кузнец своей жизни; в твоих руках твоя судьба и благополучие; не полагайся на других и не причиняй зла другим для того, чтобы увеличить свое благополучие».

Другая часть этой теории поучает нас: «если всё, что ты делаешь, ты делаешь только для себя, подумай, какой смысл в твоей работе, какой смысл во всей твоей жизни. Живи так, чтобы твое сердце обнимало весь мир, и чтоб каждый звук в мире, каждая улыбка и каждое горе в нём, заставляли бы и твое сердце биться радостью или горем. Только тогда ты будешь велик и прекрасен!»

Такого рода мораль — прямой вызов, враждебный эгоистической психологии людей, подчиняющих себе своих соседей и извлекающих наслаждение из своего владычества над ними.

Одна из причин <…> ужасной ненависти к евреям это то, что они дали миру христианство[271], подавившее в человеке зверя и разбудившее в нём совесть — чувство любви к людям, потребность думать о благе всех людей. <….>…в христианском учении жил великий дух идеализма еврейского народа, дух непреодолимый, и, несмотря на все гонения правительства и церкви, это дух не заглох в нём и теперь.

Этот идеализм, выражающийся в неустанном стремлении к переустройству мира на новых началах равенства и справедливости, — главная, а может, и единственная причина вражды к евреям. <…> Своей энергией и воодушевлением они внесли в жизнь огонь и неутомимое искание правды! Они будили народы, не давая им покоя и наконец — и это главное! — этот идеализм породил страшилище для владык— религию массы, социализм.

<…>… во все эпохи евреи были ненавидимы, так как всегда они оказывались величайшими революционерами в мире[272].

Евреи — это люди с высоко поднятым горящим факелом, которым они освещают человеческий путь. Они дали христианам их религию, они же теперь самые выдающиеся носители и толкователи новой религии — социализма, ибо как бы не рассматривать социализм — с теоретической ли, или философской точки зрения, — он содержит в себе мощный дух и пламя религии. Творческая сила еврейского народа является одним из важнейших факторов его исторической жизни и это-то сила дала современным христианам их религиозное чувство, да и теперь еще способствует человечеству проникнуться учение социализма[273]

[АГУРСКИЙ — ШКЛОВСКАЯ. С. 113–115, 119, 170].

Старые крепкие дрожжи человечества, евреи всегда возвышали дух его, внося в мир беспокойные, благородные мысли, возбуждая в людях стремление к лучшему.

…давно, ещё с детских лет моих, меня подкупил маленький древний еврейский народ, подкупил своей стойкостью в борьбе за жизнь, своей неугасимой верой в торжество правды — верой, без которой нет человека, а только двуногое животное. Да, евреи подкупили меня своей умной любовью к детям, к работе, и я сердечно люблю этот крепкий народ, его все гнали и гонят, все били и бьют, а он живёт и живёт, украшая прекрасной кровью своей тот мир, враждебный ему. <…> В ранней юности я прочитал — не помню где — слова древнееврейского мудреца — Гиллеля<…>: «Если ты не за себя, то кто же за тебя? Но если ты только для себя — зачем ты?» Смысл этих слов показался мне глубоко мудрым, и я истолковал его для себя так: я должен сам действительно заботиться о том, чтобы мне жилось лучше, я не должен возлагать забот о самом себе на чужие плечи. Но если я стану заботиться только о себе, только о моей личной жизни — эта жизнь будет бесполезна, некрасива и лишена смысла. Это очень крепко въелось в душу мою, и я уверенно говорю — мудрость Гиллеля была крепким посохом в пути моем, неровном и нелегком. Я думаю, что еврейская мудрость более общечеловечна и общезначима, чем всякая иная, и что не только вследствие древности, вследствие первородства ее, но и по силе гуманности, которая насыщает ее, по высокой оценке ею. «Истинный Шекинах[274] есть человек!», — сказано у евреев; это очень дорого мне, считаю это высшей мудростью, потому что убежден: до поры, пока мы не научимся любоваться человеком, как самым красивым и чудесным явлением на планете нашей, до той поры мы не освободимся от мерзости и лжи нашей жизни.

С этим убеждением я вошел в мир, с ним уйду из него и, уходя, буду непоколебимо верить, что когда-то мир признает:

Святая святых — человек! («О евреях» [ГОРЬКИЙ (V)].