«Тьма» же — отвратительна, хотя Василий Федоров — ее герой — заслуживает такого изображения.
О том же идет речь в письме к Н. С. Каржанскому, автору очерков «Париж (Из записной книжки неизвестного)», которые Горький взял для публикации в 34-й книжке «Знания» за 1911 год. Прочтя рукопись, он писал автору 20 сентября (3 октября) 1910 г.:
Ваша книга — честная книга, и я бы назвал ее «Гибель героев» — это громко, но очень близко действительности. У Вас я не чувствую того противного нигилизма, которым пропитан «Конь бледный» Савенкова
В очерке «Леонид Андреев» (полный вариант: 1922 год) Горький также вспомнил об этом произведении своего покойного друга:
…Леонид неузнаваемо исказил и смысл, и форму события. В действительном публичном доме не было ни мучительного и грязного издевательства над человеком и ни одной из тех жутких деталей, которыми Андреев обильно уснастил свой рассказ. Конечно, я не мог не указать Андрееву на смысл его поступка, который для меня был равносилен убийству из каприза — злого каприза. Он напомнил мне о свободе художника, но это не изменило моего отношения, — я и до сего дня еще не убежден в том, что столь редкие проявления идеально человеческих чувств могут произвольно искажаться художником в угоду догмы, излюбленной им. Мы долго беседовали на эту тему, и хотя беседа носила вполне миролюбивый, дружеский характер, но все же с этого момента между мною и Андреевым что-то порвалось [ГОРЬКИЙ (III). Т. 16. С. 351–352].
Сильно озлился Горький и на Рутенберга — за то, что тот разоткровенничался о своих политических делах с Леонидом Андреевым, по его мнению, ненадежным и склонным к эксцессам человеком. В вышеуказанном письме к К. П. Пятницкому он писал:
Я предупреждал, я просил этого скота не говорить Леониду о революции и своем участии в ней, я прямо указывал ему, что Л<еонид> немедленно постарается испачкать все, чего не поймет. <…> Идиот В<асилий> Ф<едоров> получил должное за свой рассказ — изумительно гадок он в изображении Леонида!
Недоволен был Горький и бытовым поведением своих друзей-приятелей у него в гостях. В своем письме И. П. Ладыжникову около 22 мая (4 июня) 1907 года он с возмущением описывает их выходки:
Андреев напился и наскандалил здесь на всю Италию, чорт его дери! Оттого он и сбежал столь скоропалительно. Кого-то столкнул в воду и вообще — поддержал честь культурного человека и русского писателя. Ах, дьяволы… Василий Федоров — должно быть, «от нервов», — вел себя здесь тоже в высшей степени нахально, скот. Они тут, пьяные, ходили и орали — «пей за здоровье Горького, мы платим!» В доме у нас В<асилий> Ф<едоров> возмутил против себя всю прислугу, на своей квартире — хозяина-попа и всех сродников его, уехал тайно, не заплатив денег, задержали его жену… вообще чорт знает что за каша! И за всю эту канитель нам приходится отдуваться [ГОРЬКИЙ (II). Т. 6. С. 53].