За несколько часов отряды дармонширцев достигли захваченных фортов и попытались сомкнуть клещи шириной в двадцать километров – такое расстояние было между Восемнадцатым и Шестнадцатым. Благодаря внезапности удалось выбить иномирян с Шестнадцатого форта и даже укрепиться в нем, но к середине ночи на горизонте, в тылу врага, запылали огромные костры: захватчики очнулись и перешли в наступление. И с таким трудом отбитый форт к утру снова попал в руки иномирян.
Текущий бой был последним отчаянным броском дармонширцев, в отсутствие поддержки лорда Лукаса фактически самоубийственным.
Командующий Майлз, чтобы не спать, начал вкалывать себе стимуляторы, от которых еще больше усилилась мигрень и стало стремительно ухудшаться зрение на втором, неповрежденном глазу. Почти ослепший командующий, слушая тяжелые сводки с мест боев, то и дело поглядывал на дверь и проклинал герцога, рванувшего за братом. Не имел его светлость на это права. И будь у Майлза еще хотя бы пяток воздушных змеев, способных управлять ветрами, Дармоншира он бы арестовал и расстрелял, не глядя на титул и власть. За дезертирство и моральную нестойкость.
Дай боги, чтобы его светлость вернулся и включился в бои, но сейчас из-за одного Бернарда Кембритча погибали сотни солдат, оставшиеся без защиты лорда Лукаса. Эти люди были ничем не хуже молодого Бернарда. Их дома так же ждали матери, жены, сестры и братья – и как объяснить им, почему за своим братом его светлость полетел, а за другими дармонширцами, сгинувшими в боях или в плену, – нет?
Герцог не появился, когда должен был помочь захватить Шестнадцатый форт, не появился, когда нужно было его удержать – а если бы удержали, сейчас бы ситуация не была такой катастрофической. Утром, когда небо начало сереть, Майлзу доложили, что лорда Лукаса видели спешно направляющимся в свою комнату. Оттуда он не вышел. И в комнате его не обнаружили.
Последняя сводка с фронта заставила командующего Майлза выйти из командного пункта и подняться на стену форта, морщась от гулких залпов орудий.
Вставшее уже высоко солнце поливало радостным золотистым светом изрытую взрывами, пропитанную кровью землю и длинную стену фортификаций, которая с одной стороны шла к морю, а с другой – на почти две сотни километров к Рудлогу. В солнечном свете хорошо было видно, как в нескольких километрах от Третьего форта из-за леса темными холмиками выходят к оборонительным полосам десятки тха-охонгов. Далеко за ними в небеса поднимались стаи точек-раньяров, похожие на рои ос. Иномиряне начали наступление и с левого фланга. Скоро они будут здесь.
Незадолго до этого Майлзу донесли, что враги оттеснили дармонширцев со стороны Восемнадцатого форта, откинули их обратно к Девятнадцатому и сейчас сражение идет уже у его стен. Теперь остатки армии Дармоншира уничтожали в обоих направлениях – к морю и к Рудлогу, – и захват остальных фортов был делом времени. А подкрепления Майлзу взять было уже неоткуда. Берманы, даже если успеют до падения фортов, будут так же уничтожены, как и дармонширские части. Нужно было принимать решение. Командовать отступление, уходить вглубь герцогства, попытаться организовать оборону там. Но как отступить, зная, что те части, которые завязли в боях, будут обречены на убой?
Ветер аккуратно опустил спасенных пленных на поляну между лесом и замком Вейн, закрутился пылевым столбом, зашипел:
– Мне нуж-ш-шно наверх, нуж-ш-ш-шно-о-о-о подпитатьс-с-с-ся…
– Конечно, – просипел Люк, не отпуская бессознательного Берни и пытаясь прийти в себя. В голове была болтанка, сам он словно вымерз – с такой скоростью летать еще не приходилось. Полупрозрачный воздушный птицезмей мерцающей полоской взмыл в рассветное небо.
– Только вернись поскорее! – крикнул вслед его светлость, и змей вильнул хвостом, показывая, что услышал.
Люк огляделся: бывшие пленные прыгали, отогреваясь, снимали веревки, растирали руки и ноги, помогали раненым, отвязывали серениток от крестов, с которыми их и унесло из ангара. Пахло землей и свежей листвой. Из замка уже бежали несколько человек. Это хорошо. Это значит, через пару минут будет помощь. Если у брата есть эта пара минут.
– Держись, малыш, – прошептал его светлость, укладывая Берни на молодую зеленую травку.
Кембритч-младший дышал тяжело и был горячим как печка, глаза его закатились, рот был приоткрыт. И сердце билось часто и слабо. Люк отодвинул грязный, пропитанный кровью китель, размотал повязку и выругался. Из пулевого отверстия сочилась кровь, а кожа вокруг него припухла, налилась красным. Воспаление. Приподнял брата, посмотрел снизу – та же картина. Но хотя бы пуля прошла навылет.
«Ну давай же, – нервно сказал он себе, прикладывая руки к ране и понятия не имея, что делать. – Лечи!»