Горькое похмелье

Загадкой остается даже время, когда он был завербован ГПУ. Если только в 1925 году, как утверждается в некоторых источниках, то нет ответа на вопрос, почему, за какие такие заслуги он вскоре после возвращения из Румынии получил довольно высокую должность: начальника Третьего отдела Одесского управления ГПУ и занимался секретнейшим делом – отправкой наших агентов за рубеж по «южной линии» (Одесса – Румыния – Болгария…). Только одним: он был еще раньше завербован в эти органы. Многие архивы уничтожены, особенно в начале Великой Отечественной. Потому доказать этот факт нам пока не представилась возможность.

Ясно лишь одно: Левка любил батьку и вел себя по отношению к нему в высшей степени благородно. В этом смысле можно предположить, что он был «двойным агентом».

Более девяти месяцев Лев Николаевич мужественно держался на допросах и лишь в сентябре 38-го, не выдержав пыток, он оговорил себя, что является агентом румынской и английской разведок.

25 сентября 1938 года он был приговорен к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Тогда же был осужден и расстрелян его родной борат Даниил Зотов-Задов, который вместе с Левой прошел махновщину, бегство в Румынию и даже недолго проработал в органах НКВД.

Фантастической выглядит история и первой жены Задова Фени Гаенко, о которой в романе тоже идет речь. Расставшись с Левой, беременная Феня переехала в родное село «красноармейца», а на самом деле махновца Тимофея Трояна. Родила дочку, очень похожую на Леву. А потом, сойдясь с Тимофеем и зарегистрировав брак, родила еще одну. Как писалось тогда, «получилась крепкая советская семья». Об этом лет десять назад рассказал нам племянник очевидца событий, хорошо знавший тетку Феню – престарелый Григорий Михайлович Рольянов (Троян), проживавший в селе Нововоронцовка на Херсонщине.

Задов, конечно, мог объявиться в селе и забрать Феню. Это накликало бы на нее много бед. И поэтому Лева женился на другой женщине, уже в Одессе. Еще недавно его сын от этого брака был жив. Он служил в советской армии, по достоверным слухам, служил хорошо и дослужился «до папахи».

Феня – пример редкого и относительно счастливого поворота судьбы. Чаще бывало хуже.

После смерти Махно его жена Галина Кузьменко и дочь Елена (родители еще звали ее Люся, а на французский манер – Люси) жили в Париже. В годы немецкой оккупации обеих вывезли на работу в Германию. Оттуда они попали в наши концлагеря, в Казахстан. Галина была приговорена к восьми годам тюрьмы, Лена – к пяти годам ссылки. Длительное время Галина содержалась в тюрьме в Казахстане. Среди заключенных вместе с ней в этой же тюрьме находились жены казненных командарма Якира и генерала-предателя Власова.

После отбытия заключения, 9 мая 1954 года Галина Андреевна вышла на свободу. Дальше ей определили ссылку в город Джамбул. Вскоре не без трудностей она разыскала свою дочь, и та поселилась возле матери. На хлопоты о реабилитации им приходили бездушные ответы: «Для реабилитации оснований не имеется». Лишь 16 января 1989 года им был направлен иной ответ: «Уголовное дело, по которому вы были репрессированы, прекращено, и в настоящее время вы реабилитированы». Галина Андреевна не прочла это известие. Она умерла 23 марта 1978 года. Люся ненадолго пережила мать и умерла в середине девяностых.

Здесь уместно вспомнить и мать Нестора Евдокию Матвеевну. Потерявшая четверых сыновей, она дожила без особых притеснений до глубокой старости и умерла в родном Гуляйполе. И все ждала возвращения своего последнего сына, верила в то, что не зря же он при крещении был наречен Нестором, что в святцах означало «возвернувшийся додому».

Не дождалась.

Вскоре после возвращения из эмиграции в Советскую Россию был осужден и расстрелян ещё один соратник Нестора, Петр Аршинов-Марин. Правда, существует и другая версия: узнав от друзей о предстоящем аресте, он скрылся, исчез. Опытный подпольщик, он сумел обвести вокруг пальца НКВД, под чужим паспортом прожил остаток жизни в городе Никополе и уже в начале шестидесятых годов глубоким стариком тихо скончался в своей постели. Эта версия нам почему-то больше по душе.

Сгинул в концлагерях талантливый начальник махновского штаба Виктор Белаш, который, по некоторым нашим соображениям, выступает в романе под именем Виктора Черныша.

Большую головную боль при изучении архивных материалов и позже, при работе над романом, доставило авторам наличие большого количества однофамильцев. Причем с фамилиями отнюдь не слишком уж распространенными.

Среди наших героев через весь роман проходит Семен Каретников (Карета) – под конец боевых действий командир пулеметного полка. Читатели помнят: его расстреляли латышские стрелки в Симферополе в 1920 году во время крымской эпопеи.

Но вдруг среди следственных материалов мы обнаруживаем ещё одного Каретникова. И тоже пулеметчика, больше того, командира пулеметного полка. Его расстреляли 14 ноября 1937 года.

Неужели это он, наш Семен Каретников, сумевший каким-то образом выжить тогда, в 1920-м?