Город Дождя

наши дружеские отношения. Поэтому вскоре я нежно и одновременно решительно

отстранила его от себя, попросила не мучить нас обоих, сказала, что завтра во всём

разберемся, что это просто действие алкоголя. От последних слов мне самой было гадко –

именно так потом оправдывался муж тёти. Саша вновь стал признаваться в любви,

сдерживая слёзы, говорить о нашей будущей жизни, свадьбе, крепкой семье. Но я почти не

слушала его, а только печально смотрела на его горящие влажные глаза, напряжённое лицо,

белую рубашку, перепачканную чёрной помадой, скомканную простынь, попутно пытаясь

привести в порядок растрёпанные волосы. Утром мы договорились забыть этот вечер, и

никогда больше не говорили о нём. Со временем я убедила себя в том, что его чувства ко мне

давно прошли, и, что даже, возможно, он никогда не любил меня, а просто влюбился на

несколько дней, как наивный зелёный школьник.

На самом деле, я не подпускала его ближе не только из-за того, что боялась потерять нашу

дружбу. Слишком рано мне пришлось взглянуть в глаза смерти, которой так нравится

забирать у нас самых близких и родных людей, слишком рано пришлось поклясться себе, что

никого больше не впущу дальше порога своего мира, чтобы потом не склеивать его по

осколкам, слишком рано запретила себе любить.

Мой брат умер от лейкемии два года назад, когда ему было всего шестнадцать. Мы были с

ним близнецами. Тогда вместе с ним умерла часть моей души. Я всё лето не выходила из

дома, а потом чуть не забросила школу, но это не позволили сделать родители. Мама просто

сказала: “Смирись с этим. Андрея уже не вернёшь!” А папа добавил: “Но жизнь

продолжается”. Как же они могли сказать такое? Безусловно, они сказали всё правильно, и

всё-таки нельзя было говорить так. Жизнь продолжалась, но я уже не могла жить по-

прежнему. Кое-как дотянула последний класс – помог Саша, который в то время учился в

Ирландии. Он каждый день звонил мне, провёл со мной все свои рождественские каникулы,

а через полгода окончательно вернулся в Россию. Мне было очень хорошо с ним, но я

продолжала замыкаться в себе, видеть себя в шумном мире лишь тенью, которая не

понимает для чего ей существовать на земле, где больше жестокости и боли, чем радости,

где даже любовь любит горе и смерть. Я пробовала с кем-то встречаться, один раз даже

готова была полюбить, но всякий раз бежала от сильных чувств. Не хотела снова прорастать

в кого-то ветками, чтобы их потом обрубили. Слишком долго они кровоточат, слишком

долго отрастают заново…

Я решила пойти учиться в медицинский институт только из-за Андрея. Мне казалось, что

врачи тогда не сделали всё возможное для спасения моего брата, ведь многие из них

говорили, чтобы мы не теряли надежду, что рак крови излечим. Но он всё-таки умер. Так

невозможно и несправедливо. Это был самый добрый и жизнерадостный человек на свете.

Даже лёжа на больничной койке, совершенно бледный, без волос и ресниц, он продолжал

дарить свет, ободряя нас полудетской улыбкой озорного мальчишки.

Однажды в метро, спеша на учёбу, я выбилась из бегущей толпы, прижалась к холодному

каменному столбу и представила, что меня нет в этом мире. Меня не было, а жизнь просто

шла мимо меня. И я поняла, что когда меня не станет, люди также будут куда-то нестись,

боясь не успеть, и ничего не изменится, мир сможет жить без меня, даже самые близкие

смогут. Тех, кто не может, считают слабыми. Но так трудно всё время быть сильной.

Мне кажется, Саша до последнего не понимал, что я серьёзно собираюсь уйти из жизни, я и

сама до конца не осознавала своего желания, пока не случилась та авария. Иногда я

специально для Саши разыгрывала целые представления, чтобы показать, как я счастлива.

Для него это было очень важно, для меня – временное забвение.

Туман вернулся, когда дождь уже почти заканчивался. Он приветствовал вампира, продал

ему крест с распятием, спросил о текущей обстановке в районе. Они оба, словно не замечали

меня, но мне и хотелось этого. Я медленно надела перчатки, и посмотрела в сторону тёмных

домов, которые возвышались за ограждением рынка. Вампиры живут так, будто они

обычные люди. Мне захотелось узнать, что они делают на своих улицах, в своих домах,

дожидаясь ночной охоты, поэтому решила сходить туда, пока были возможность и время.

Однако я успела сделать лишь несколько решительных шагов, прежде чем всё вокруг стало

сплошным белым светом. Я не понимала, куда всё исчезло. Такой яркий свет должен был

резать глаза, но я не чувствовала своего тела. Оно даже не подчинялось мне, словно я

превратилась в неподвижную статую. Я только чувствовала чьё-то присутствие. Что-то

неосязаемое обволакивало меня, и мне это нравилось. Я вновь почувствовала своё тело,

когда кто-то стал тянуть меня за руки и звать, умолять пойти с ним. Постепенно к этому

голосу стали примешиваться другие голоса. Они становились всё громче, и мне захотелось

бежать от них. Я вырвалась, но тут же стала проваливаться куда-то вниз...

Придя в себя, я поняла, что лежу, уткнувшись лицом в шершавый асфальт. Во рту

чувствовался вкус крови, за спиной кто-то связывал мне руки.